Непридуманные истории из жизни Страны Советов
Шрифт:
Большим подспорьем служил фруктовый сад, который кормил семейство не только фруктами, но и хлебом, так как часть урожая продавалась на базаре и на вырученные деньги покупался хлеб. Как вспоминала мама, жили бедно, но и не побирались, а главное, никому не были должны. Основным девизом нашей семьи были честь и достоинство, что снискало уважение всех соседей. После прихода Советской власти в Беларусь с семьей воссоединился дедушка, которого постреволюционные бури прибили наконец к родному берегу. Дедушка четко сориентировался в тогдашней обстановке и построенный дом передал государству, отказавшись от собственности. Таким образом, большая дедушкина семья получила право на шесть комнат в бывшем собственном доме, а остальная площадь была передана пяти новым семьям, которые и стали на долгие годы нашими соседями, с которыми и проходило в дальнейшем мое детство. Вот именно в этот дом на Танковой улице мы с мамой и переехали после того, как в наш дом на Шорной попала бомба. В этом доме мы прожили все три года фашистской оккупации. И хотя наш дом не дожил до сегодняшних дней, его давно снесли и построили на его месте огромное длинное кирпичное строение, которое сегодняшние минчане называют домом-крепостью, мне навсегда дорог наш старый дом, в котором прошло все мое детство. Мне дорога память о нем как о символе нашей прошлой жизни, которую обратно вернуть невозможно. Не все хотелось
Три года жизни в оккупированном фашистами городе очень рано нас, детей, сделали взрослыми. Переезд к родителям моей мамы внес много нового в мою детскую жизнь. Я попал в большую семью, так как у бабушки и дедушки было семь дочерей, одной из которых была моя мама. Все шестеро дочерей со своими детьми (семеро моих двоюродных братьев и сестер), жили под одной родительской крышей. Как видите, семья большая, и для того, чтобы выжить в это тяжелейшее время, пришлось быстро стать взрослым и делить со своими близкими все тяготы и беды, которые выпали на долю всего нашего народа.
Я очень рано осознал, что вокруг нас беда. Это как-то стало понятным само по себе. Ведь я не знал довоенной жизни, а моя сознательная жизнь начиналась под вой бомб в комендантский час. Зимой с 19 до 7 часов утра, а летом с 21 до 5 часов утра наступал этот проклятый час, и если ты не попадал к этому времени домой, то это означало твою физическую смерть. Я вспоминаю февральскую ночь далекого 1944 года, когда моя мама не пришла домой с «барахолки» – единственного места, где можно было приобрести кусок хлеба. На этом своеобразном базаре можно было обменять на булку хлеба личные вещи из прошлой жизни. Золотые украшения, одежда – все это менялось на хлеб и на соль. Каждый поход на толкучку – «барахолку» был сопряжен с большой степенью опасности. Внезапные облавы, обыски и аресты ни в чем не повинных людей были обыденным делом. Когда человек не возвращался с «барахолки» домой, его близкие прощались с ним навсегда – так была устроена фашистами повседневная жизнь любого советского человека, которого фашистские законы превращали в раба. Население каралось смертью за любое сопротивление немецким властям, хранение советских листовок, распространение сообщений советского радио, уничтожение объявлений властей, сокрытие местонахождения красноармейцев и партизан.
В основу оккупационной политики фашистов были положены расовая человеконенавистническая теория о превосходстве арийской нации, идеи мирового господства Германии. Это было без временье, когда человеческая жизнь была гораздо дешевле со ли. Да, я не оговорился, щепотка соли была дороже золота, а жизнь человека в условиях фашистского рабства вообще ничего не стоила.
На всех улицах появились листовки и обращения так называемой новой власти к гражданам города. В этих объявлениях сообщалось о расстрелах за малейшее неповиновение немецким властям. Под страхом смерти запрещалось свободное перемещение по городу, смертью каралось также передвижение и хождение по улицам в ночное время. Каждый призыв новой власти к населению дышал смертью.
По улицам города ночью и днем беспрерывно сновали набитые людьми «машины-душегубки». Удушенных газом вывозили за город и закапывали. Минск был залит народной кровью, в нем за период фашистской оккупации было уничтожено около четырехсот тысяч советских граждан – мужчин, женщин и детей всех возрастов.
Фашистская власть одаривала жителей города пайкой эрзац-хлеба (т. е. заменитель хлеба). Это был особый хлеб пополам с опилками. Он плохо жевался и создавал иллюзию быстрого насыщения. В условиях тотального дефицита и отсутствия практически всех видов продуктов питания каждый живущий в городе человек был предоставлен сам себе и выживал в одиночку. На примере нашей большой семьи могу сказать, что выжить нам всем помог неустанный труд каждого члена нашей семьи. Начиная с ранней весны и до поздней осени мы все трудились на нашем небольшом, но хорошо ухоженном огороде. В нем мы выращивали картофель и основные виды овощей. В течение всего этого периода мы собирали дикорастущие съедобные растения – лебеду, крапиву, листья подорожника, плоды дуба – желуди. Основной задачей было не только собрать урожай, но подготовить и создать для каждого вида овощей особые условия хранения. С условиями хранения выращенной продукции связывалось понятие здоровья. Необходимо было сохранить витаминную ценность заготавливаемых растений и их плодов, что являлось весьма важным условием для сохранения и поддержания здоровья у всех членов нашей семьи в условиях полного отсутствия медицинской помощи. В искусных руках бабушки, мамы и моих тетушек заготавливаемые овощи и фрукты превращались в широкий ассортимент сказочно вкусных и разнообразных блюд.
К солениям, к картофельным блюдам готовились разнообразные маринады из сахарной свеклы, тыквы, лука, кабачков, стеблей ревеня и сельдерея, из трав лебеды, сныти, мальвы – все они обладали нежным и ароматным запахом, своеобразным и приятным вкусом. Особый домашний уксус приготавливали из тыквы и грибной муки, домашнюю горчицу – из свекольного и овощного сока. Ароматными запахами встречали нас всевозможные супы из листьев редьки, редиса, щавеля, крапивы, каштанов, лебеды, листьев подорожника, свекольной ботвы, клевера, тыквы, яблок.
Нас, детей, даже иногда баловали домашними конфетами, которые обладали удивительно нежным вкусом и запахом сада. Эти деликатесы готовили из свеклы, черной смородины, тыквенных зерен, из моркови и вишни.
Самыми дефицитными продуктами в то время являлись соль и сахар. Соль можно было приобрести в обмен на вещи на «барахолке». Сахара не было, он заменялся сахарином.
По утрам мы с мамой отправлялись за стограммовой пайкой хлеба – таким был суточный рацион каждого живущего в городе. На наших глазах в это время похоронные команды убирали город от трупов убитых накануне ночью людей. На всех домах были вывешены списки проживающих в них жильцов. Этот учет использовался немцами при внезапных обысках и облавах. При нахождении в доме человека, не указанного в списке, хозяин дома и пришедший к нему на ночлег гость подлежали расстрелу.
Смерть перестала пугать минчан. Она, наоборот, как бы стала избавлением от страданий и унижений. Гораздо хуже смерти была встреча на городских улицах с фашистами. По действующему закону при встрече с немцами надо было им уступать место, снимать головной убор и при этом низко кланяться.
Узаконенное бесправие пронизывало все этапы человеческой жизни, от принудительной работы в городе до насильственного угона молодежи в рабство в Германию.
Улицы Минска в годы оккупации были переименованы в честь немецких ученых, поэтов, полководцев, наименование улиц писалось на немецком и белорусском языках. Фашистская ночь накрыла и охватила все стороны жизни живущих людей, перечеркнув одним махом их прежнюю жизнь без всякой
Живущие в оккупированном фашистами городе не имели никаких прав, и гитлеровская система порабощения не предусматривала оказания медицинской помощи проживающему населению. В этих условиях обездоленный народ изобретал, собирал и применял для лечения различных заболеваний народные советы и народные рецепты, которые передавались из поколения в поколение. В нашей семье все простудные заболевания лечились самогонкой, которая выдавалась лично бабушкой, в исключительных случаях. Эта драгоценная жидкость хранилась у нее в сундуке под замком. Обычно для лечения самогонку смешивали со скипидаром и этой обжигающей смесью натирали спину и грудную клетку. При заболеваниях желудочно-кишечного тракта применялась та же самогонка, только внутрь. Все травмы, повреждения кожных покровов, ушибы, рваные раны смазывались машинным маслом, которое называлось тавотом. Тавот хранился в черной дегтярной бочке в открытом виде. Для оказания помощи прямо из бочки доставалось желтого цвета масло, которое накладывалось на открытые раны или другие повреждения кожи. Больные зубы удалялись суровыми нитками при помощи дверей, эта операция по удалению зубов производилась примерно так: на больной зуб накидывалась петля из суровой нитки, а второй ее конец крепко привязывался к ручке двери. При резком открытии дверей срабатывал механизм, при котором вырывался, а чаще обламывался больной зуб, что, как правило, сопровождалось болевым шоком и глубоким обмороком. На «барахолке» в то время продавались и обменивались народные снадобья всевозможного назначения, в виде корней хрена, крапивы, собачьего жира, различных натираний, живой и мертвой воды. В большом количестве появились всевозможные шарлатаны и колдуны всех мастей и оттенков, как в средневековые времена, они продавали сомнительные рецепты здоровья и долголетия доверчивым и обреченным на смерть людям. В этих условиях любое заболевание считалось опасным, так как специализированной медицинской помощи не было, а народные врачеватели никакой ответственности за лечебный процесс не несли, и поэтому, если лечение заканчивалось смертью, то это принималось как должное, как веление судьбы. Однажды это все испытал и я на себе. Простудное заболевание, внедрившееся в мой организм, расцветало пышным цветом. Никакие народные средства мне не помогали справиться с болезнью. Высокая температура, постоянный кашель и днем и ночью изматывали не столько меня, сколько мою маму. Любой мой вздох отзывался страданиями в мамином сердце, она ни на секунду не отходила от моей постели, подавая мне и ночью и днем холодные компрессы на мой постоянно пылающий лоб, вливая в меня отвары крапивы, растирая в кровь мою грудную клетку смесью скипидара и самогонки – ничто не помогало мне и не оказывало должного лечебного эффекта. Я таял на глазах и казалось, что нет силы, которая может мне помочь выздороветь. Мама боролась за мою жизнь, упорно доставая последние вещи и обменивая их на «барахолке» на все новые и новые снадобья. Однажды она раздобыла мировое народное средство от туберкулеза – банку собачьего жира. Существует народное поверье, что при заболевании туберкулезом собачий жир не заменим. Есть ли у меня туберкулез или нет – науке в то время было не известно. Однако это отвратительное пойло вливалось в мой организм ежедневно, но должного эффекта не давало. В одну из очень тяжких для меня ночей мама приняла решение обратиться за медицинской помощью к фашистским медикам. На нашем семейном совете мамино решение было отвергнуто. Так как все мамины сестры были против, они пытались маму убедить в том, что обращение за помощью к фашистам влечет за собой немедленную физическую смерть больного ребенка, то есть меня. Глава нашего семейного совета, мудрый и ответственный за судьбу всей нашей семьи – мой дедушка единственный человек из всей семьи поддержал неожиданно для всех мамино решение. Он встал и сказал: «Все в руках Божьих – один он знает, что надо делать в это трудное для нашего народа время. Сердце матери ответственно за судьбу своего ребенка и слова, которые она произносит в его защиту, принадлежат Господу нашему. Если ты, Люба, решила обратиться за помощью во имя спасения сына, значит это от Бога, это он тебе дал. Мы, вся наша семья, должны ей в этом помочь. Давайте соберем во имя жизни на земле довоенные остатки роскоши: обручальные кольца, броши, серебряные ложки, что достались нам по наследству еще от моих родителей, и от имени Господа попросим помощи у врагов наших. В этом наша сила, а не слабость, в этом наша духовность и величие». Через два часа после состоявшегося семейного совета в наш дом пришел немецкий фельдшер, обер-лейтенант. Он внимательно осмотрел меня и на ломаном русском языке сказал, что мне необходимо сделать рентген. И чем быстрее, тем лучше. Главная задача заключается в том, чтобы об этом не узнал его начальник. Оказывая помощь мне, немецкий фельдшер по законам военного времени подвергал себя нешуточной опасности, так как существующий приказ запрещал оказание медицинской помощи местному населению. Нарушение этого приказа служило основанием для разжалования и ссылки в штрафной батальон, что означало неминуемую смерть. Он предложил рано утром до прихода на работу всякого начальства сделать мне рентгеновский снимок. По результатам рентгеновского исследования установили диагноз – плеврит, что в отличие от туберкулеза давало мне шанс на выздоровление, лишь в том случае, если будет оказано мне специализированное лечение. В течение десяти дней немецкий фельдшер тайком от начальства в далеком сорок четвертом году лечил меня инъекциями пенициллина, дефицитного для того времени лекарства, что спасло меня от смерти и я выздоровел. Как видите, сила духа моей мамы в сочетании с мудростью моего дедушки помогли мне выжить.
В один из февральских дней 1944 года моя мама не вернулась с «барахолки». Ночь для меня прошла в ужасном кошмаре. Я без слез прощался с самым дорогим для меня человеком. Никто из окружающих меня близких ни одним словом не успокаивал меня и даже не пытался сказать мне ободряющие слова – их просто не могло быть, так как все понимали, что это значит. Но, увы, произошло невиданное, и Господь мне вернул жизнь в лице мамы. Всех присутствующих на «барахолке» в тот день арестовали и продержали до утра – искали диверсантов и партизан. Партизан, подпольщик – эти слова вошли в мое сознание в то страшное время, когда понятие жизнь и смерть как бы соединились в единое целое. Несмотря на массовые репрессии, устрашающие всенародные казни партизан, подпольщиков и массовые убийства молодежи, дух рабства не проник в нашу семью. Моя родная тетя Шура принимала активное участие в акции по устранению палача белорусского народа гауляйтера Вильгельма Кубе. Это она, в то время молодая женщина, прикрыв своим ребенком, моим двоюродным братом, партизанскую мину, перевезла ее в детской коляске через весь город на явочную квартиру, которой впоследствии и был взорван именитый гитлеровский фашист. Мои тетушки, многих из которых уже нет в живых, с риском для жизни собирали медикаменты, перевязочный материал и перевозили их подпольщикам. Это они отдавали последний кусок хлеба нашим военнопленным, тем самым как бы спасая всех пропавших родных и близких, чьи судьбы они оплакивали каждый день, оставляя в себе какую-то надежду, что они живы и наступит день их встречи.