Неприкасаемый чин
Шрифт:
— Уф! — шумно выдохнул он и посмотрел на мир уже веселее. — Запомни, Колян: неправильная техника опохмела неизбежно ведет к алкоголизму. С утра можно выпивать не более семидесяти граммов, все остальное — от лукавого. А вот вечером можно бухать сколько угодно безо всякого ущерба для здоровья.
— Ясное дело, — угодливо осклабился водитель. — Вам кофе сварить?
— Давай замути.
Бахрушин взглянул на часы, висевшие над столом. Стрелки показывали восемь утра. Спортивное прошлое приучило подниматься рано, что бы ни
— Горячо, черт. Пусть остынет, — Бахрушин закурил, выпустил в потолок струю дыма.
Водитель сам не начинал разговор, ждал, когда это сделает хозяин.
— Эти сучки вчерашние… — произнес он и поперхнулся.
— Что сучки? — участливо поинтересовался водитель.
— Ну это. В смысле — тихо?
— Не совсем. В ментуру гадюки пошли.
— И как сходили?
— Как положено, заявы от них не приняли.
— Ну и ладно, — Бахрушин почувствовал, что оживает, в глазах наконец-то появился блеск. — Машину готовь, в офис поедем.
На этот раз воспользовались скромным «Лексусом», ретролимузину после ночных приключений требовался ремонт.
Бахрушин сидел рядом с водителем, хмуро смотрел перед собой на приближающиеся трубы химкомбината, из которых валил дым: из одной — белый, из другой — черный, третья — бездействовала. Утреннее небо над райцентром было ярко-оранжевого цвета.
— Анатолий Игоревич, — прорезался голос у водилы. — А почему теперь по утрам небо оранжевое, а днем — зеленое? Ведь в прошлом году наоборот было.
— Технологический процесс у меня на комбинате теперь другой. Хрень какая-то другая в атмосферу идет, вот оно и окрашивается во все цвета радуги.
— Ясно.
На подъезде к комбинату открылся поистине фантасмагорический пейзаж. В равнинной средней полосе России высились настоящие горы — терриконы отходов, скопившиеся за годы работы химкомбината. Ведь запустили его еще в пятидесятые годы прошлого века. К пикам этих рукотворных гор тянулись на ржавых металлических стрелах ленточки транспортеров. Отходы тонкими струйками стекали на терриконы.
Бахрушин зевнул, опустил стекло и сплюнул за окно.
— Асфальт разбитый, — пожаловался водитель, притормаживая перед выбоиной.
— Зато у нас подвеска мягкая. Эту угробишь, на новую машину посажу, — хохотнул Анатолий. — Все дешевле, чем дорогу ремонтировать.
«Лексус» уже ехал по городу. Гибэдэдэшник, стоявший у патрульной машины с жезлом и радаром, завидев автомобиль владельца химкомбината, тут же отдал честь, хотя и не был обязан этого делать.
— Уважают вас, Анатолий Игоревич, — подобострастно заметил Колян.
— А что ему остается? — Губы Бахрушина расплылись в улыбке. — Если захочу, придется ему со своей полосатой «волшебной палочкой» расстаться. И будет он не «зелень» на асфальте косить, а в обогащающем цеху ишачить, как остальные. До полного и окончательного
Шлагбаум на въезде в комбинат взметнулся вверх. «Лексус», не сбавляя скорость, лихо заехал на территорию. Бахрушин выбрался из машины, прищурился, взглянув на небо. Теперь оно было оранжевым только на западе, а на востоке отчетливо начинало набирать химический зеленый оттенок. Когда хозяин покинул машину, Колян лениво потянулся на заднее сиденье, достал с него ноутбук и тут же влез в сеть «ВКонтакте».
В приемной Бахрушина уже поджидал его заместитель — Борис Михайлович Гросс. Пожилой мужчина с умными глазами держал на коленях кожаную папку для бумаг. Он встал и кивком поприветствовал хозяина.
— Пошли, Борис, — даже не поздоровавшись, Бахрушин зашел в свой кабинет, плюхнулся в кожаное кресло за огромным столом.
Мягко журчал отфильтрованным воздухом кондиционер. В углу мерно тикали напольные часы-куранты. Их золоченый выпуклый маятник отражал в себе все просторное помещение. В простенках по никелированным стойкам вились вечнозеленые растения.
— Ну, как дела? — Анатолий расслабил узел галстука и расстегнул воротничок рубашки.
— Во втором цеху успешно запустили процесс горячего синтеза… — начал Гросс.
По взгляду Бахрушина было понятно, что он слабо представляет себе, что это такое и зачем нужно.
— Ну и хорошо, — наконец проговорил он. — Запускать — не останавливать.
— Конечно, хорошо. Выход обогащенного сульфида увеличится на семь-восемь процентов, — пояснил Гросс.
— С этим проехали. Что там независимые профсоюзники? Мутка с ними какая-то.
— С ними сложнее. У них теперь есть решение облсуда, что мы им должны предоставить помещение на химкомбинате, — Борис Михайлович состроил скорбную мину.
— А хрена в глотку они не хотят? — Бахрушин стукнул кулаками по столу. — Вконец оборзели. Чтобы я им помещение выделил? Мало того что нормальных мужиков подбивают на итальянскую забастовку, так еще и на моих площадях сидеть хотят забесплатно.
— У них решение суда есть, — напомнил Гросс.
— Пусть они его в трубочку скрутят и в задницу себе засунут. Не пускать, я сказал… Ладно, — подобрел Бахрушин. — С ними я по-своему разберусь, если человеческого языка не понимают.
Что означает разобраться «по-своему», оставалось только догадываться. Но зная, что случалось с теми, кто шел поперек желаниям Бахрушина раньше, можно было предвидеть ситуацию. Одному активисту независимого профсоюза по дороге домой проломят голову. Второго в подворотне изобьют до инвалидности. Ну а прикормленная полиция убедительно спишет все это на бытовую хулиганку, да еще и инициатором драки сделают самих потерпевших.
— Значит, и это проехали, — Бахрушин энергично почесал грудь, засунув пальцы в прореху рубашки. — Чешется, бля. Может, какую спирохету подцепил, или, как они там называются?