Неприкаянные письма (сборник)
Шрифт:
Меня зовут Мэтт, и я живу в Калифорнии.
Перевернул конверт. На обороте кто-то написал (другим почерком и другими чернилами): «Возвратить отправителю». И третьим оттенком чернил (и опять-таки другим почерком) приписка: «НЕТ АДРЕСА ПЕРЕСЫЛКИ».
Ни одна из надписей не давала понять, что делал это конверт в моем почтовом ящике. Я подумал было засунуть его обратно, да сообразил, что пакет в ящике уже пару дней торчит, и почтовики его не забрали, обнаружив свою ошибку. Так что принес я этот конверт вместе с прочим хламом домой, скинул всей кучей на кухонный стол да и забыл о нем.
Позднее утро застало меня на кухне за готовкой кофе.
Во дворе снова пару минут рассматривал, не узнав ничего нового. Единственный способ узнать это, само собой – вскрыть конверт. Предназначался он не мне определенно. А этому самому Патрику Брайсу. Однако (равным образом очевидно) к нему он не попадет. Я мог бы положить его обратно в ящик или отнести на почту, да только письмо явно уже прошлось по этим кругам, но до адреса так и не добралось. Мне-то что делать? Выбросить его в мусорный бак? Это, чую, было бы как-то неправильно. Кто-то отправил что-то для кого-то (другого). Обязательство вступило в силу, эстафетная палочка протянута. Как-то не чувствовалось правоты в том, чтобы попросту отделаться от нее, принять вид постороннего, бесцеремонно прерывающего весь забег.
Я мог бы хотя бы выяснить, что там внутри, и тогда судить, насколько это важно. Если покажется, что дело знатное, так может и я помогу? Плюс, если я потрачу на это время, то побуду на свежем воздухе достаточно долго, чтобы на законном основании выкурить и еще одну сигарету…
Выходило заманчиво.
Конверт был надежно запечатан коричневой клейкой лентой. Я пошел в обход: вскрыл его с другого конца, вполне аккуратно. Внутри оказался какой-то предмет, обернутый в небольшой клочок белой бумаги под скотчем. Я поддел ленту ногтем большого пальца, чтобы пробраться внутрь (опять-таки вполне аккуратно), и извлек нечто, что узнал сразу же. Шахматная фигура. Слон. Некоторые ее офицером зовут. Если точно, то дюйма в полтора [3] высотой очень красиво вырезанная из темноватого дерева. К основанию приклеен тонкий кружок красно-коричневого фетра. Фигурка была в хорошем состоянии, но несколько потертая, словно ею пользовались много-много раз. И что? Поняв, что должна быть надпись на бумажке-обертке, я присмотрелся. Коротенькая фраза с точкой на конце – и все это начертанием, сильно напоминающим шрифт пишущей машинки:
3
Около 4 см.
«Ваш черед».
– Хм, – я прикурил свою вторую сигарету и попробовал слепить какую-нибудь загадку из того, что обнаружил. Скорее всего, никакой загадки не было. Два приятеля играют по переписке, предложил я, и это подтверждение хода, видимо такого, при котором Слон был взят. Хотя… вместо «Ваш черед» или даже «Ваш ход» в сообщении должны бы значиться «конь объявляет шах королю и берет Слона», или как они там обозначают эти штуки? Я в шахматистах никогда не ходил, игру эту считал тягостной и скучной, могу и не помнить точных терминов. Плюс, ведь не пошлешь же кому-то фигуру, даже если ты ее и взял? Ведь обоим нужно сохранять полные комплекты для того, чтобы продолжать игру. Как бы то ни было. Могу себе представить, насколько обидно, если ход пропал впустую, но, если
В этот момент я услышал, как с улицы к дому повернула машина; чертыхаясь, скоренько затушил сигарету и поспешил в дом.
– Это что? – Я сидел за столом, Скотт стоял рядом. Ему было скучно, он зашел сказать «привет!», ошивался без дела и всячески избегал заняться анализом книги, завершить которую сам грозился сегодня – днем – на этой неделе – летом.
– Шахматная фигура, – отвечаю. Слона и все прочее я оставил на столе, когда спешил обратно. Сын взял ее.
– Зачем она тут?
– Я ее нашел, – говорю, избегая пространных объяснений. Я уже порядком влез в работу, сыну не полагалось заходить, когда я занят. И хотя я чувствовал себя препогано, отстраняясь от него, Карен живьем бы меня съела, если б я так не поступал, тем паче что в летние дни она взяла себе за особое правило оттаскивать сына от меня подальше.
– Что за фигура?
– Слон.
– Это тот, что…
– По диагонали, – кивнул я.
– Ага, окей. А чем это пахнет? – Я замер, думая, что он учуял от меня запах табачного дыма. Малый, однако, поднес фигуру к самому лицу и понюхал. – Это от нее.
Я взял у него Слона. Запашок был слабенький, но у Скотта нюх острый.
– Не знаю, – говорю.
– Пахнет, как от дезинфекции. Такой, какую в больших зданиях делают.
– Ты прав, – говорю, – может, что-то в этом духе.
– Почему она мокрая?
– С чего ты взял?
– Точно. Основание.
Я перевернул фигуру основанием вверх и мягко тронул фетр. Он был слегка влажным.
– Хм, а прежде не был. Раньше, я хочу сказать. – Я глянул на ту часть стола, где раньше стояла фигура, но Скотт меня опередил, мазнув там пальцем.
– Тут не мокро.
В этот момент из кухни донесся громкий мамин голос, в котором выражалась надежда, что Скотт не пристает к отцу, и спрашивалось, «как у него продвигается анализ книги, а?». Скотт скорчил рожу, изобразив перепуганную лягушку.
– Ты – в порядке, – говорю, подмигивая. – Но – проваливай.
Сын улыбнулся и выскользнул из комнаты.
Перед тем как лечь спать, я прошелся по дорожке до улицы. Мы с соседями живем на самом краю города, по сути, немного за краем, и дома привольно раскинулись на густо поросших лесом участках. Похоже, будто живешь за городом, только не в деревне – я предпочитаю именно такое сочетание.
– Все сосешь свои раковые палочки, а?
Наш сосед, Джерри, стоял в конце свой дорожки. Он уже больше половины шестого десятка разменял, а в прошлом году, после того как жена ушла от него к какому-то парню, с трудом, но избавился от своей привычки изводить по две пачки в день – на том основании, что жизнь и без того горше некуда.
– Ага, – киваю, расстроившись, что попался, в особенности оттого, что Скотт уже спал, и я был уверен, что свободен от нареканий. – Впрочем, умеряю помаленьку.
– Не получится, – махнул рукой Джерри. – Так и будешь умерять помаленьку, пока эта гадость не умерит тебя вовсе. Бросить это. Единственный способ дело сделать.
– У вас, полагаю, получилось.
– Еще как! Пару месяцев как дерьмом крутило, но я выстоял. И вам бы тоже следовало. У вас сын растет. А парень вас обожает.
– Я знаю.
У Джерри с женой детей никогда не было, о чем он несколько раз говорил с большим сожалением.
– Просто к слову пришлось.
Пожелав кивком спокойной ночи, он побрел обратно к своему дому, где жил теперь в одиночестве – и пил.