Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
Шрифт:
Блуждающий взгляд мисс Марлоу наткнулся на Простака.
– Приветик, – ласково окликнула она.
– Здравствуйте, – отозвался Простак.
– Вы англичанин, верно?
– Да.
– То есть «ага». Какие у вас красивые волосы!
– Спасибо.
– Точь-в-точь цвета сливочного масла!
– В общем, да.
– На меня это действует, – все также ласково сообщила мисс Марлоу.
Берни упустил нить рассуждений.
– Послушайте-ка, – подозрительно спросил он, – что это там у вас происходит?
– А
Леман воздел руки к небесам. К мисс Марлоу он сразу проникся жгучей антипатией.
– Берни, вы что, не можете избавиться от этой мамзели? – заорал он.
– Пусть только попробует, – ровно произнесла мисс Марлоу. – Что я с ним тогда сде-елаю…
– Мы будем обсуждать спектакль или нет? – полюбопытствовал Леман.
– Я против, – вступила Фанни.
– А я за то, – заметила Пэгги, – чтобы кто-нибудь плеснул мне в бокальчик шипучки. Прямо удивляюсь, как это ты сам мне не предложил, котик, – укоризненно повернулась она к Простаку. – Ты меня за кого принимаешь, за трезвенницу? Я тебе что, «сухой закон»?
– Налейте ей, – властно распорядился Леман, подбородком указуя на Простака, а большим пальцем тыча в шампанское, и Простак кинулся исполнять приказ с живостью человека, уверенного, что уж в этом-то он мастер. У него начало складываться впечатление, что участники конференции, особенно Леман, не умеют слушать. Ладно, пусть ему не удается завладеть их вниманием, но уж шампанского-то он сумеет налить. Он наполнил бокал мисс Марлоу, и мисс Марлоу, осушив его, выдохнула:
– Уф-ф!
– Так как же? – Леман поймал наконец взгляд Берни, норовящий ускользнуть в направлении молодой дамы. – Вы говорили, что придумали эпизод…
– Да. Вам надо чем-то заменить сцену в кабаре. Это ведь прямо поцелуй смерти, – содрогнулся Берни. – Хотя, конечно, у вас, – продолжал он тоном критика, анализирующего проблему со всех точек зрения, – возможно, вся закавыка в режиссуре. Не знаю, кто ставил спектакль, но из всех паршивых постановок…
Сесил Бенхэм выпрямился во весь рост.
– Прошу прощения, мистер Джексон…
– Берни Сэмсон.
– В самом деле? А я Сесил Бенхэм.
– Вот как?
– Возможно, вы не знаете, кто я.
– Не в том вопрос…
– Я десять лет проработал с Дэвидом Беласко. Я ставил для Назимова. Я был режиссером у Эдмунда Бриза. Я был режиссером у Лоуэлла Шермана, Сирила Скотта и Джинн Иглз.
– И где они все теперь? – спросила Фанни, размахивая бокалом.
– И я не привык, чтобы мои постановки характеризовали словом, какое употребили вы!
– Послушайте! – возмущенно взорвался Берни. – Я приехал сюда из Нью-Йорка, оказывая любезность Джо…
– Тем не менее я настаиваю…
– Слушайте, прекратите стычку! – взмолился Леман.
– Если ему позволить…
– Что толку заводиться…
– Да, но…
– Он ничего такого не хотел сказать.
– Как, и на этом конец? – вознегодовала мисс Марлоу. – Ладно, кликните меня на следующий раунд. – И вольготно растянулась на кровати, нарочно не заметив взгляд, каким Неман одарил ее. До сих пор он приберегал такие только для Простака или подруги своих радостей и печалей.
– Продолжай, Берни, – попросил мистер Леман, медленно считая до десяти, как и рекомендовал ему доктор в случаях, когда подскакивает давление. – Так какая была сцена?
– А вот какая. Она точнехонько попадает на место, где у вас кабаре. Сцена – шик-блеск, но шоу в Нью-Йорке так и не пошло, так что эпизод никто не видел. Курильня опиума в Гонконге, представляешь?
– Нет, ну что это такое? – возмутился Бенхэм с превеликим достоинством.
Даже мистер Леман засомневался:
– Берни, мы ведь должны придерживаться сюжета! Не можем же мы перекроить всю пьесу.
– А что такого-то? – поинтересовалась Фанни.
– Ладно, давайте начнем с самого начала… Кто это? – спросил мистер Леман, услышав стук в дверь.
– Полиция, если в Сиракузах есть хоть какой-то закон и порядок, – высказалась Фанни. – Ныряй в окно. Я бы на твоем месте прыгнула. Не давайся им в руки живым.
– Откройте дверь, – велел мистер Леман.
– Я? – уточнил Простак.
– Да.
– Хорошо.
У Простака возникло впечатление, что ему недостает одного, чтобы превратиться в швейцара, – фуражки с козырьком и формы пуританского адмирала. Но нрав у него был мягкий и услужливый, а дядя Теодор помыкал им в юности слишком долго и он привык не обижаться на мелкие поручения.
Подойдя к двери, Простак открыл.
17
Появилась Глэдис Уиттекер, в самом воинственном расположении духа, готовая отразить любые атаки на ее мастерство. Фанни встретила ее аплодисментами, но та этого не оценила.
Заняв место в самом центре комнаты, актриса разразилась монологом.
– Прежде чем кто-то что-то скажет, – тихим угрожающим голосом начала Глэдис, – та пауза не моя вина. Мистер Спендер подал мне неправильную реплику, из третьего акта, а потому мне пришлось остановиться и подумать.
– Чудесный же вечерок вы выбрали для раздумий! – подала голос Фанни.
– Могли бы поставить кого-нибудь в кулисах, чтобы суфлировать!
Сесил Бенхэм зловеще раздулся. Бенхэмы не воюют с женщинами, если только те сами не напрашиваются. А мисс Уиттекер, рассудил он, как раз напросилась.
– Я подсказывал вам реплику!
– А я не расслышала!
– Это уж не моя вина.
– Чудненько! – Пэгги Марлоу резво села на кровати. Возбужденные голоса сулили сражение, а их она обожала.