Неприступная красавица
Шрифт:
— А как бы вы это назвали?
Она прикусила губу.
— Не слишком-то вежливо дразнить меня за мою робость, — высокомерно парировала она.
Запрокинув голову, он радостно расхохотался:
— Сдаюсь! Приношу свои извинения, миледи.
— Так вы отведете меня обратно в зал?
— Ваше желание для меня закон. — Он взял ее под руку и снова прикрыл ладонью се руку.
Она многозначительно посмотрела на его руку.
— Вы слишком фамильярны, сэр, — сказала она, но ее голосу не хватало уверенности.
И он почему-то сорвался.
— Ах,
Сердце Синтии затрепетало. Прежде чем подумать, она подняла глаза на Дерека, и это было фатальной ошибкой.
Слова протеста, которые она собиралась произнести, так и не слетели с ее губ. Вместо них прозвучало совсем другое:
— Дирек, ты меня погубишь. Когда я с тобой, я не знаю, на каком я свете.
Она увидела, как потемнели его глаза. Он все понял.
Синтии показалось, что все вокруг вдруг стало расплываться и пропадать и они остались совершенно одни в каком-то прекрасном уединенном месте.
— Ты стараешься следовать правилам. Но, Синтия, моя дорогая девочка, правила — это не для нас с тобой.
Его слова как будто не имели смысла, но она им поверила. В глубине души она чувствовала, что он прав.
Она вздрогнула и отвернулась, чтобы не видеть его глаз и тем вернуть себе самообладание. Они все еще стояли в фойе, почти на пороге бального зала, полного народу.
— Отведи меня обратно, — сказала она еле слышно. — Когда я с тобой, я даже думать не могу.
— Ты знаешь, что я прав.
— Мне кажется, — ответила она, чувствуя себя несчастной, — что я больше вообще ничего не знаю. И чем я становлюсь старше, тем больше убеждаюсь в том, что все, что я когда-то знала, не правильно. Отведи меня обратно, Дерек.
Пожалуйста.
Глава 12
В каком-то трансе Синтия наблюдала за тем, как Дерек сначала исчез, а потом появился на лестнице. Эта лестница вела в мезонин. А оттуда можно было пройти к музыкантам.
Она поняла его намерение и улыбнулась. Он собирался любыми средствами — честными или не очень — добиться того, чтобы павана сегодня вечером обязательно прозвучала. И Синтия, не задумываясь о том, правильно это или не очень, не могла не восхититься его настойчивостью.
Она чуть было не рассмеялась, представив себе сцену которая, несомненно, разыграется у нее над головой. Пава на — старинный придворный танец — не был ни романтичным, ни модным. Она не могла себе представить, что павана была среди тех танцев, которые современные влюбленные молодые люди часто заказывали музыкантам.
Неожиданно кто-то довольно грубо ударил се по руке.
Обернувшись, она увидела, что сзади к ней подошла леди Баллимер и стучит по руке веером. Глаза матери сверкали гневом. Синтия похолодела от страха.
— Где ты пропадала? Пока тебя не было, мистер Эллсуорт пригласил леди Ханну.
— Мама, я не могу танцевать с ним каждый танец, — нерешительно
— Я видела, как ты после кадрили куда-то ушла с мистером Уиттакером. Синтия, ради Бога, что ты затеяла? Почему ты не попросила мистера Эллсуорта принести тебе бокал пунша? Ты могла бы удержать его возле себя по крайней мере еще четверть часа.
— С какой целью? — не удержалась Синтия. — Но это же полный абсурд! Не могу же я силой заставить его полюбить меня.
На мгновение леди Баллимер обомлела. Потом в ее глазах сверкнула ярость.
— Я с этим не согласна, — прошипела она. — И позволь спросить, кто ты такая, чтобы противиться моей воле? Как ты смеешь пренебрегать моим авторитетом, ты, неблагодарная девчонка? Мы всегда тебе потакали, Синтия, больше, чем это сделали бы другие родители. Разве мы не договорились после смерти сэра Файли, что если я позволю тебе в течение двенадцати месяцев отказывать всем претендентам на твою руку, то после этого ты выйдешь замуж за того, кого выберу я? Что? Разве не так? — Пальцы леди Баллимер больно впились в руку Синтии.
— Да, мама, — ответила насмерть перепуганная Синтия.
Она не выносила, когда ее ругали. — Мама, прошу тебя, отпусти мою руку. Пожалуйста.
Леди Баллимер отшвырнула от себя руку Синтии.
— Вы только послушайте, что она говорит! — возмущенно воскликнула она. — «Я не могу силой заставить его полюбить меня», — передразнила она Синтию рыдающим голосом.
— Ах, мама, прошу тебя…
— Вот что я тебе скажу: ты плохо старалась! Почему бы ему не полюбить тебя? Ты в этом зале сегодня самая красивая девушка. Любой из присутствующих здесь мужчин с радостью воспользовался бы шансом поухаживать за тобой. Но ты не проявляешь никакого интереса к мистеру Эллсуорту.
Ты хотя бы раз ему улыбнулась? Нет. Стоишь в сторонке и молчишь, вместо того чтобы попытаться снискать его расположение. Я тебя предупреждала, Синтия, что ты ничего не добьешься, если будешь себя так вести. Тебе просто надо быть более доступной. Неужели это так трудно?
— Мне трудно. Не знаю почему, но трудно. Я не собираюсь пренебрегать твоими советами, мама. Я знаю, чем я обязана тебе… моей семье.
— Рада это слышать, — отрезала мать, взволнованно обмахиваясь веером. — Я верю, что ты хочешь быть хорошей дочерью. Я просто прошу тебя вести себя немного по-другому. Ради Бога, не подведи нас. Те десять тысяч фунтов, которые нам дал сэр Файли, уже почти все потрачены.
И по чьей вине? Уж, конечно, не по моей. Отвращение — сильное и невыносимо гнетущее — переполнило ее сердце.
Остановить его было невозможно. Оно было как нефть, бьющая из глубин земли. Синтия чувствовала, что больше не избавится от этого отвращения. Кто-то открыл невидимый кран, и оно вытекло, и ее сердце вовек не очистится от липкой грязи и больше никогда не будет таким, как прежде. Она уже не будет любить свою мать так, как любила в детстве.
Доверие, чистота и непорочность навсегда запятнаны этим страшным чувством.