Неприступный Роберт де Ниро
Шрифт:
Де Ниро умел сохранять полнейшее спокойствие, вплоть до безразличия, что просто выводило из себя взрывного, подвижного Фарбера. Фарбер вообще не очень любил детей, а с Робертом ему было особенно трудно. Правда, он очень тепло и душевно относился к Вирджинии, но в конечном счете их отношения были оборваны, поскольку Вирджиния не смогла предпочесть Фарбера своему сыну. Антипатию Де Ниро легко объяснить — он очень любил отца, и ему трудно давались взаимоотношения с человеком, который намеревался занять место отца в доме и в сердце его матери.
Позднее в журнале «Редбук» появилась заметка о том, что через несколько лет после разрыва Фарбера
Эта удивительная история, однако, мало похожа на правду, по словам тех, кто близко знает Де Ниро. И к тому же она не выдерживает логического анализа. К примеру, зачем Фарберу понадобилось представляться — неужели Де Ниро не узнал бы человека, который попортил ему столько крови?
Долгое время Де Ниро не мог справиться со своими противоречивыми чувствами к матери и ее приятелям. Его любовь к Вирджинии была беспредельна, но в то же время он был глубоко задет тем, что после разрыва с отцом она «не ушла в монастырь». Он, вероятно, и не задумывался, каким нелепым для еще довольно молодой женщины представлялся обет целомудрия. И о том, насколько другим человеком и актером он бы стал, если бы рос как маменькин сынок…
Он ли выбирал роли Трэвиса Бикла, Майкла Вронского и Джейка Ла Мотта, или они находили его сами? Все это — персонажи, несущие в себе тайную боль и грозовой заряд злости на окружающий мир. Может быть, именно та внутренняя боль и помогла Де Ниро сыграть эти роли? И может быть, в этом и состояло его тайное родство со своими героями? Возможно, что исполнение этих ролей просто давало выход собственным эмоциям? На эти вопросы нет и не может быть однозначного ответа.
И все-таки вероятнее всего, эти роли предоставляли ему возможность как-то выплеснуть свое тайное озлобление. Судя по всему, сеансы у психотерапевта не очень-то ему помогли. Близко знающие его люди говорят, что лишь в весьма зрелом возрасте Де Ниро наконец научился справляться со своими чувствами.
А тогда ему было всего двадцать три года, и решение его проблем казалось намного проще.
«Я уехал из Нью-Йорка и мотался по Европе несколько месяцев, — вспоминает актер. — Я уже раньше бывал там, когда навещал отца в Париже. Я жил в отелях на левом берегу Сены, но людишки там были слегка чокнутые и постоянно меня вышвыривали вон. Наконец я нашел одну гостиницу на Монмартре, которая приютила меня. Я отправился на Альянс Франсэз и встретил кучу своих соотечественников. А с французами трудно сойтись. Они живут только для себя. Но когда ты молод, пожить в таких местах необходимо — это дает массу жизненного опыта».
Во время путешествия в Европу Де Ниро продвинулся по пути осознания собственного места в мире и того духовного наследия, которое дают человеку родители. В Италии в Венецианской коллекции Пегги Гуггенхайм он обнаружил картины кисти Вирджинии Эдмирал. Юный актер был несказанно горд творческими достижениями матери.
Он возвратился в Нью-Йорк словно с подзаряженным аккумулятором. Он все еще кружился в вихре режиссеров и театральных агентов, один из тысяч тех, чьи лица сливаются в одно
Энтони Чарнотта играл в ленте старшего брата Сэма, Вито. Действие теперь переносится на десять лет вперед, и Вито уже увлеченно ищет убийц своего брата. Он, дескать, мучается чувством вины, потому что ему было поручено опекать своего младшего брата, а он вот не углядел… Де Ниро появляется лишь в нескольких сценах — «воспоминаниях» старшего брата о случившемся. Фирма «Вестрон», которая благодаря своей «высокой» квалификации почти мгновенно ушла в небытие, ничуть не смущалась подобными дурацкими переделками — они представлялись этим фирмачам изменениями, отвечающими запросам рынка. Фильм теперь назывался «Сшибка», а Де Ниро был заявлен в главной роли. Позднее картину переименовали еще раз — он стал называться «Линия огня», — для версии на видеокассетах, и имя Де Ниро снова было «гвоздем» программы.
«Да, я играл в плохих фильмах, но всегда из лучших побуждений», — говорил Де Ниро, однако в ленте «Песня Сэма» даже самый добродушный и снисходительный человек не сможет обнаружить ни малейших побуждений, имеющих хотя бы отдаленное отношение к добру, какое бы название ни носила эта поделка…
В трудные для него годы, когда деньги доставались тяжело, Де Ниро зарабатывал также работой в театральных шоу на званых обедах. Эта форма «хлеба и зрелищ» вызывала презрительную гримасу в некоторых театральных кругах; впрочем, сам Де Ниро не испытывал особой брезгливости.
«Конечно, в театральном шоу вам приходится как бы обслуживать и столики, — признает Де Ниро. — Но для меня это стало неплохим опытом в ту пору, когда мне именно опыт и нужен был больше всего. Многие актеры считали ниже своего достоинства участвовать в таких представлениях, но мне это давало вполне достаточно чаевых, чтобы я мог не беспокоиться о деньгах в те периоды, когда у меня не было другой работы».
Годы, когда его воспитывала и кормила мать, заложили в Де Ниро чувство бережливости и целеустремленности. В отличие от других молодых актеров, он не отдавал даже те небольшие деньги, которые могли заработать на нем, «на откуп» театральным и киноагентам. Еще в ту пору он все решения находил сам, так же он поступает и по сей день.
«Когда мне было лет двадцать пять, я сам себя сделал, — вспоминает Роберт Де Ниро. — Я принялся настойчиво искать роли. Я ходил на прослушивания, я рассылал резюме».
За исключением своего короткого появления в мыльной опере «В поисках Завтра» и в паре рекламных роликов, Де Ниро избегал телевидения, предпочитая искать счастья на сцене.
«Там обязательно кто-то в кого-то стреляет или, в крайнем случае, кто-то за кем-то гонится, — саркастически говорил Де Ниро о телевидении. — И причем никто не стреляет и не гонится настолько хорошо, чтобы заставить вас отложить домашние дела и внимательно понаблюдать за этим».