Неприятности на свою голову
Шрифт:
Так что если вы думаете, что меня трогает ваше высокомерное отношение к приметам, то попали пальцем в небо.
Попенж – толстяк лет пятидесяти, с добрыми глазами и медалью святой Кристины, висящей на приборной доске.
Он удивлен, что я его разыскиваю. В его взгляде читается безграничная вера в судьбу.
– Да, это я, – подтверждает он.
Показываю ему мое удостоверение. От частых доставаний из кармана оно начинает изнашиваться.
Странное дело, его больше удивляет то, что я француз, чем то, что я полицейский.
– Надо
– Вас это удивляет?
– Немного.
– Почему?
– Ну... У вас нет никакой награды. Столько остроумия погружает меня в ванну радости, откуда я спешу вылезти, пока она еще не остыла.
– Вы мне нужны, – говорю я с крайне серьезным видом.
– Правда?
– Да... Только что вы возили в отель «Тропик» типа в плаще и в круглой шляпе.
– Верно.
– Он вышел из отеля с чемоданами...
– Опять верно.
Я вам так скажу: этот таксист хороший парень, но вряд ли изобретет лекарство от рака или хотя бы новый рецепт для вывода блох. Он родился на этот свет, чтобы останавливаться на красный свет, и ничего не имеет против такой судьбы.
– Отвезите меня туда, куда привезли того человека после отеля.
Я ожидал чего угодно, только не этого. Таксист начинает ржать, как будто я ему рассказал свежий анекдот.
Я думаю, что такое веселье может быть вызвано или тем, что я надел свои брюки наизнанку, или тем, что у меня почернело от дыма лицо. Быстрая проверка сообщает мне, что, не являясь образцом элегантности, я тем не менее выгляжу вполне нормально.
– Что вас так развеселило? – осведомляюсь я с ноткой недовольства в голосе. – Я сказал что-то смешное?
Он становится серьезным, что приличествует его профессии.
– Отличная шутка, – говорит он.
– Да?
– Конечно! Типа, о котором вы говорите, я привез...
– Куда?
– Сюда.
– Сюда?
– Ну да, на вокзал.
Поскольку он не лишен остроумия, то добавляет:
– Вокзал – это такое место, куда обычно направляются парни с чемоданами.
Я ему не отвечаю, иначе сказал бы, что его физиономия – это такое место, куда, если он не перестанет выпендриваться, запросто может направиться мой кулак. Не стоит обострять отношения.
Я размышляю.
– В тот момент, когда вы приехали, должен был отходить какой-нибудь поезд? Он вспоминает.
– Погодите... Было часа два дня? Э-э... Нет! Так я и думал... Парень, садясь в такси, знал, что его могут засечь. Он приехал на вокзал, чтобы сменить машину, но из города не уехал.
– Ладно, спасибо.
Я захожу в здание. Носильщики собираются выходить на перроны, к которым скоро прибудут поезда. Подхожу к одному из них.
– Скажите, любезный...
– Месье?
– Вы были здесь в два часа?
– Нет, а что?
– Я хотел бы узнать, видел ли кто-нибудь в тот момент моего друга. Он высокий, плотный, в плаще и круглой шляпе.
– И с усами?
– Совершенно верно.
– Понимаю.
Еще один испытывает непреодолимую потребность высказаться. Прямо первородный грех. Людям всегда хочется превратить свою жизнь в захватывающий роман. Они не понимают, что это никому не интересно, а слушатели только и ждут момента, когда смогут рассказать им про свою.
История жизни – это жена, начальник и исповедник, которым подчинетс рассказчик; дети, которых он шлепает; сифилис, который он лечит, а чтобы уж совсем было похоже на роман – стаканы вина, пива или водки...
Я даю ему выговориться. Согласен, он носильщик и интеллектом не блещет. Он рассказывает мне о своих приятелях, о пиве, поездах.
Наконец он сообщает, что видел, как мой субчик вылез из такси, вошел в здание вокзала и вышел оттуда немного позже. Чемоданы по-прежнему были у него в руках. На углу улицы его ждала машина – здоровый зеленый лимузин американской марки. Это все, но достаточно красноречиво.
Носильщик благодарит за чаевые, которые я ему даю. Если дело и дальше пойдет в том же темпе, я разорюсь!
Выхожу из вокзала, не продвинувшись ни на шаг. Может, я зря расхвастался. Согласен, я пришел в форму, разогрелся, серое вещество работает в нормальном режиме, но должен признаться, что в данный момент дело ускользает у меня между пальцами.
Я нахожусь на нулевой отметке, может, даже ниже.
Часы идут, а я никак не могу связать воедино разорванные элементы.
Разговор о пиве вызвал у меня жажду. Сажусь в одном из уютных и сверкающих чистотой кафе, составляющих гордость Бельгии, заказываю кружку пива и начинаю думать. Мне есть о чем поразмыслить, верно?
Брильянты, засахаренные фрукты... Часы, фото... В этой истории все с начинкой: фрукты начинены брильянтами, часы – фотографией, шахта лифта – трупом, милашка Ван Борен – своим альфонсиком, а моя проза – остротами! С ума сойти.
Листаю свой блокнот и читаю: Жорж Рибенс. Авеню Леопольд, 1, дом сто восемьдесят шесть.
А что, если заглянуть к этому херувимчику? Может, несмотря на свою невинную мордашку, он и столкнул Ван Борена с высоты?
Все равно других, более важных, занятий у меня нет. А наиболее потрясающие открытия зачастую делаешь в самых неожиданных местах.
В путь! На авеню Леопольда Первого, короля с бородой лопатой!
Трахатель милашки Ван Борен обретается в клевом современном доме, сверкающем под лучами солнца.
Консьержка мне сообщает, что месье Рибенс проживает на четвертом этаже, справа. Я пользуюсь случаем, чтобы ненавязчиво спросить, один ли он там проживает. Она отвечает утвердительно.
Поднимаюсь на четвертый.
Ни души. Сколько бы я ни играл на звонке турецкий марш, дверь не открывается. Может, хозяин квартиры на работе? Кстати, а какая профессия у этого юного любителя одинокой дамы?