Неприятности в Валентинов день
Шрифт:
Роб на секунду задумался:
— О том, что ты думала, будто меня арестовывают не в первый раз?
— Нет, о шутке про эректильную дисфункцию.
— А-а-а… это.
— Я шутила, но ты не увидел в этом ничего смешного, так что… — Кейт замолчала, опуская подбородок и глядя Робу в глаза. — Прости. Это было грубо.
Он смотрел на нее в течение нескольких мгновений, потом его брови поднялись:
— Боже правый!
Она на самом деле думала, что у него не может встать. Но если бы сейчас взглянула вниз на его ширинку на пуговицах, то увидела бы, как сильно заблуждалась на этот счет.
— Иногда я считаю, что сказала
И тут Роб схватил Кейт за плечи и притянул к своей груди. Ему стало трудно дышать, когда он посмотрел в эти испуганные глаза. Он склонился к ее губам. Он хотел проучить Кейт. Показать, что у него все прекрасно функционирует. Он пытался делать это медленно. Видит Бог, пытался, но прошло так много времени. В то самое мгновение, как его губы коснулись губ Кейт, он пропал. Как бензин, к которому поднесли спичку, пылающее желание промчалось по его коже и полностью поглотило его.
Роб воспользовался тем, что Кейт вздохнула, и скользнул языком в ее теплый влажный рот. По его позвоночнику пробежала дрожь, мышцы тряслись. Пока Роб хотел впитать ее в свою плоть, съесть ее целиком, Кейт стояла в его объятиях совершенно неподвижно, не протестуя, но и не разделяя его страсть. Он должен был отпустить ее, но как раз тогда, когда он почти сумел сделать это, язык Кейт коснулся его, и теперь Саттера не могло остановить ничто.
Ее влажный, теплый рот был так хорош на вкус. Как мед, и секс, и все, что исчезло из жизни Роба. Ее руки поднялись к его плечам, и пальцы сжали мускулы сквозь тонкий хлопок рубашки. Кейт пахла цветами, и теплой женщиной, и всеми теми вещами, которых он лишил себя. Роб впитывал все это. Вкус ее рта и теплое прикосновение рук. Запах ее кожи. Желание, промчавшееся по его коже, устремилось вниз по его спине и между ног, заставляя пах сжиматься. Сжигая Роба заживо. И он хотел сгореть. Он хотел почувствовать это снова. Все это. Впервые за долгое время он не пытался подчинить жажду и подавить. Он позволил ей скрутить свои внутренности. Казалось, воздух вибрировал вокруг него. Запустив пальцы в волосы Кейт, Роб обхватил ладонями ее лицо. Его руки дрожали, он едва сдерживал непреодолимую потребность расстегнуть ей свитер и наполнить ладони тяжестью ее груди.
Ее проворный язычок коснулся и сплелся с его, и Роб почувствовал, как под его большим пальцем забился пульс. Их рты соприкасались и отрывались на мгновенье друг от друга, пока он целовал ее. Женщина, которую он держал в своих объятиях, была возбуждена так же сильно, как и он сам.
Но он должен был остановиться. Он не знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она не станет вдруг психопаткой. Он не думал, что Кейт была сумасшедшей, но она не стоила этого риска. Ни одна женщина не стоила. Но было еще кое-что, что он должен был сделать, прежде чем отпустит Кейт.
Роб снял ее руку со своего плеча и провел ею вниз по груди. Тепло ее прикосновения обжигало его кожу даже через футболку. Он нажал на руку Кейт так, что ее ладонь распласталась по его твердым мышцам. Затем стал опускать ее еще ниже. Медленно, вниз по груди и животу. И это была пытка. Медленная пытка, которая оказалась такой сладкой, что стало больно. Он двигал руку Кейт вниз по жесткому животу к поясу джинсов.
Хриплый стон вырвался из его горла, и он отстранился так, чтобы взглянуть в ее лицо. Их взгляды встретились, и Роб смотрел в прозрачные
— Думаю, это должно ответить на все дальнейшие вопросы, — сказал Роб. Его голос был низким от желания.
Кейт облизала губы.
— Что?
— У меня встает. — А потом он совершил один из самых немыслимых поступков за долгое время. Когда тело подстегивало бросить ее на пол и поступить, как пещерный человек, Роб «Кувалда» Саттер опустил руки и отступил. — Есть еще что-то, что ты хочешь знать? Кейт покачала головой, и ее глаза начали проясняться.
— Нет. Я не… я… — Ее щеки запылали, и она прижала пальцы к верхней губе, как будто та онемела. — Я лучше… пойду. — Она указала на другую комнату. Затем повернулась и вышла из кухни. Каблуки ее ботинок отстукивали быстрое топ-топ по деревянному полу, пока Кейт уходила.
Злость и разочарование, и сожаление разрывали Роба. Три противоречивых желания. Одно подсказывало ему, что она заслужила этого. Другое побуждало его заняться с ней сексом, тогда как третье говорило ему, что он был полной задницей и должен побежать за ней и извиниться. Услышав, как захлопнулась дверь, Роб закрыл глаза и крепко прижал ладонь к своему возбужденному члену.
Черт.
С улицы донесся звук мотора внедорожника, и Саттер выглянул из окна кухни, когда машина проезжала по подъездной дорожке. Фонари безопасности вдоль дорожки включались следом. Роб был так возбужден, что чувствовал: он готов взорваться. Или разбить что-нибудь кулаком. В его жизни должно было быть что-то большее, чем это. Большее, чем жизнь здесь, в одиночестве, в большом пустом доме, где он мечтал и фантазировал о женщине с рыжими волосами и темно-карими глазами. Так жить было нельзя.
Роб глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Ему было тридцать шесть. Он хотел большего.
Зазвонил телефон. Саттер сделал еще один глубокий вдох, увидев сиэтлский номер на определителе, и снял беспроводную трубку после четвертого звонка.
— Привет, Луиза, — сказал он, выходя из кухни.
— Я думала, ты собирался позвонить нам сегодня вечером.
— Еще рано. — Ощущая прохладу деревянного пола под своими ногами, он шел мимо большого каменного очага к окнам, которые открывали вид на озеро. — Где Амелия?
— Прямо тут.
— Дашь ей трубку?
Последовала пауза, затем трубку взяла его двухлетняя дочка.
— Привет, — сказала тоненьким голоском, от которого сжималась его грудь, Амелия. И она тоже была тем, кого он больше всего хотел в своей жизни.
— Привет, малышка. Чем занимаешься?
— Вигллз.
— Ты смотришь шоу Вигглз?
Послышалось пыхтение, затем она сказала:
— Да.
— Ты уже поужинала?
— Да.
— Что ты ела?
— Я ела лапшу.
Роб улыбнулся. Лапша была любимым словом Амелии и могла означать все: от куриного бульона до спагетти. Господи, он скучал по ней, и бывали моменты, как сейчас, когда Роб на короткое мгновение задумывался о том, чтобы продать дом и вернуться в Сиэтл. Но, в конечном счете, осознавал, что не может сделать этого. Он больше не принадлежал тому городу.
— Я люблю тебя.
— Люблю тебе, — повторила в ответ малышка.
Луиза снова взяла трубку и спросила: