Непрощенные
Шрифт:
Спросить рыжего некогда. Вдали загудели моторы.
Анисимов снова флажками машет. Я ему просто кивнул и рукой показал. Хорошо, мол. Все в порядке! А сам на соседей пялюсь. Что делать будут?
Так, завели движки. Но вперед не лезут. Видимо, ждут сигнала.
– Заводи!
Мотор обиженно чихнул и загудел. Ждем. Рядом вылез рыжий. Он будет наводить и стрелять, ему в башне надо. Нет же! Видимо, любопытство разобрало. Даже не спросил разрешения. Хорошо бы отчитать, но… не с руки как-то. Я повернулся к полю.
Вот и немцы. Впереди парочка
– Спереди «двойки». У них пушки 20 мм, но автоматические. Лупят – что пулемет, – информирует рыжий.
Откуда такие умные сержанты в бронетанковых войсках? Сглотнул слюну пересохшим ртом. Жрать хочется, а еще и пить приперло!
Следом за первыми девятью на поле выкатили еще пять танков. Такие же коробчонки, как и первые, но всего их – четырнадцать! Против нас четырех. К тому же последние танки на прицепе пушки тянут!
– Плохо дело. Все сразу, – резюмирует рыжий.
– Да это не плохо! Это – писец! Сваливаем! – кричу я. – Их в три раза больше! Нас в землю затопчут!
Рыжий как-то странно посмотрел и смачно плюнул с башни.
– Не бзди, лейтенант! Не таких зверей нагибали.
«Нагибали»? Это язык сорок первого года?
Времени поговорить с сержантом не осталось. Первые танки немецкой роты втянулись на дорогу перед фермой и катили к переправе. Еще минута – и уйдут на ту сторону.
Анисимов замахал флажком, нырнул внутрь и захлопнул люк.
Сержант тоже исчез.
Я чуть задержался, пытаясь закрыть крышку люка.
– Не парься, лейтенант. Лучше проложи ее ремнем или лопаткой и не захлопывай. Чтоб свалить успели, если подожгут.
Рыжий уже ворочал «прикладом». Я послушно подхватил протянутую лопату и всадил ее между люком и башней.
Грохнула пушка танка Анисимова. Первый из немцев вспух и брызнул в стороны осколками. Как будто на мину налетел.
Грохнули пушки остальных. Выстрелил и рыжий.
Попали все. Не так удачно, как командир, но с пользой. Одна из «двоек» закрутилась на месте, теряя гусеницу, у второй клюнула пушка, наша цель задымила бортом.
– Кого следующего? – заорал сержант.
Мне, что ли?
– Цель?!
Назвать, видимо, в кого стрелять.
– Крайнего левого!
Уже сворачивали с дороги угловатые «тридцатьпятки». Пулеметы их строчили в кусты, а пушки смещались в сторону засады.
– Как выстрелю, сдавай назад, Коля, и дуй на вторую лежку!
Пушка грохнула, посылая снаряд. Крайняя «тридцатьпятка» дернулась и вильнула в сторону.
– Пошли!
Танк подал назад, уходя вниз по балке. Заросли в месте, где только что была наша башня, будто топор рубанул. Вспух взрыв, обрушивая на броню комья земли и веток.
– Осколочным бьют, бестолочи! Думают, батарея.
Мы влетели во второй капонир. Рыжий скалится в ухмылке, упершись плечом
– Н-на!
Снова попали! Одна из «двоек», потерявшая гусеницу и яростно молотившая по кустам из автоматической пушчонки, вспыхнула. Из открытого люка полезли танкисты.
– Не спи, лейтенант! Вали гадов!
Пулемет! К скрежету поворачиваемой пушки и реву движка добавился грохот моего пулемета. Очередь пошла низко, с большим недобором.
– Назад сдавай! – орет рыжий.
Мехвод послушно отводит танк. И снова капонир вспухает взрывами. Уже не одним – двумя сразу!
– На первый дуй!
Снова высовываемся. Стреляем.
Аллах, это страшно, когда по тебе стреляют из танков! Кажется, что все, что выпущено из них, летит прямо в лицо.
Мы снова попали. Добили «раненую» «тридцатьпятку» – и снова назад.
Вокруг только взрывы. Мы – последние из «наших»?
Часто-часто стучат автоматические пушки, прошивая кусты над насыпью. Бьют вслепую – нас боятся.
– Давай вперед, вдоль балки, – орет мехводу рыжий. – Выскочим справа. Заодно посмотрим, может, кто еще живой!
Посмотрели… Кроме нас, выживших не осталось. Три дымящихся остова чадили в кустах! Сержант скрежетал зубами, я высматриваю спасшихся. Никого? Никого…
БТ-2 – быстрая машинка. Прошли по кустам, как бульдозер. Нас с дороги не видно, сюрприз немцам может выйти.
Посмотрел на рыжего. Того не узнать: то набычится, то крутится волчком, глаза горят, ладони на маховичках поворота так и мелькают, орет. В родную стихию попал, другой человек совсем. Адреналин его, что ли, захлестывает? В кайф человеку воевать! Удивительно, но это, похоже, заразно. Меня тоже трясет. Ушло желание все бросить и забиться под сиденье или открыть люк и сбежать. Хотелось к орудию. Чтоб стрелять и попадать, отсыпая свинцовые и металлические подарочки гостям. Свистеть, как рыжий, я не умел. Пальцами выбил на прикладе пулемета «салам далла» и даже что-то радостно заорал в ответ сержанту, когда наш БТ-2 вывалился из леса и врезался в замершую у кустов «двойку». Таран не получился. Удар-то произошел, но раздавить немцев не удалось. Мы отскочили, сержант опустил ствол и дважды в упор выстрелил в башню немца. Если там остались живые после первого выстрела, то вторым снарядом их размазало по стенкам.
– Отходим!
Танк послушно взревел.
И тут выключили свет.
Олег
Первой в нас засадила «тридцатьпятка». Повезло – в корму. От удара «бэтэшка» содрогнулась, лопата выскочила из-под люка, крышкой приложило «летеху» по голове. Он как раз приподнялся. Лейтенант сполз в башню, но я подхватил и выкинул наружу. Сообразивший Коля выскочил из танка и помог оттащить Паляницу в сторону. Вовремя: по «БТ» стали садить «двадцатимиллиметровки». Тяжелые пули прошивали броню, как бумагу. А чего ее прошивать? 15 миллиметров для такой пушки как бумага. А говорят, первыми камикадзе были японцы…