Нептун
Шрифт:
По крайней мере, я жду.
Гален крепко обхватывает обеими руками руль. —Пожалуй, на сегодня нам стоит сделать перерыв.
Я знаю, он не слишком хорошо водит в плохую погоду. Но не думаю, что он говорит о вождении. Крошечный узелок разочарования разрастается у меня внутри. — Ладно, — отвечаю я ему. А чего я ожидала? Он просто совершает правильный поступок. Вот только, хочу ли я, чтобы он так и поступил, или нет?
Он переводит взгляд на меня. — Нет, в смысле, если собирается дождь, тогда нам стоит... В смысле...
Я смеюсь. — Что, язык заплелся?
Он тоже улавливает двойное
— Эмма.
На этом моменте я отворачиваюсь к окну. Стоило мне задержать взгляд секундой дольше — и мне был бы гарантирован еще один визит на его колени, чего бы он сейчас явно не хотел. Я начинаю подумывать, что не знаю, чего хочет Гален. И начинаю сомневаться, знает ли он это сам.
Возможно, к концу этой поездки, мы оба сможем это выяснить.
Я достаю телефон и пролистываю ссылку, которую нашла ранее. Я чувствую, как жар отступает от моих щек, хотя губы все еще словно пылают огнем. — Здесь несколько туристических зон поблизости. Источники. Пещеры. По-моему, идеально для разминки.
Гален вздыхает. — Звучит просто прекрасно. Чем дальше от людей, тем лучше.
Ничего не могу поделать, но и в этих словах я ищу двойное значение.
Глава 6
Гален заходит на мелководье, распугивая лягушачий хор поблизости. Дуновение ветерка лишь слегка волнует поверхность источника, а стайка перепуганных пескариков уже взвивается со дна, покрывая рябью воду. Гален удивляется, как ни одна птица не воспользовалась такой возможностью подкрепиться. Наверное, вся пернатая живность в округе упитанная и довольная жизнью — если здесь тебе и лягушки, и мошки-букашки, — к чему же тогда мочить перья? Птицы рождены для воздуха.
Так же, как и Сирены рождены для воды. Волей-неволей, но его все же одолевает мысль: если Сирены рождены для воды, то что же я делаю здесь, на суше?
Но затем причина его присутствия здесь хлопает дверью внедорожника. Эмма, должно быть, уже переоделась в свой купальник — и к счастью, он хорошо ее прикрывает. После его сегодняшнего срыва, он просто не может позволить ей шастать поблизости в раздетом состоянии. Даже закон не смог сдержать его сегодня, когда она сидела у него на коленях, склоняя к тому, чего он делать ну никак не должен. Но Эмма воспринимает его самоконтроль — или то, что от него осталось, —как отстраненность. Он старался пояснить ей важность закона, хоть и сам задавался вопросом — а так ли он важен?
Смахивает на то, что Тритон и Посейдон руководствовались скорее суевериями, чем здравым смыслом, создавая свой закон сотни лет назад, принудив затем своих подданных к подчинению ему страхом, а не убеждениями. Гром же совсем другой, и Гален это знает. Он лишен предрассудков, используя то, что люди называют «прогрессивным подходом». И у Галена есть подозрения, что и Антонис такой же, раз он столь охотно принял внучку-полукровку.
Но закон и так находится на грани, благодаря признанию Эммы монархами. Соблюдение всех остальных аспектов закона сейчас важно как никогда, если королевские семьи хотят вернуть доверие обоих королевств. Доверие Архивов. Общин. Бывших «Верных» — прихвостней-последователей Джагена.
Недоверию
Гален знает, что придет время, когда люди их обнаружат. Гром об этом тоже знает. И когда это случится, у Сирен будет больше шансов выжить, если они будут действовать сообща. Больше никаких безмолвных войн. Больше никаких восстаний теми, кто будет бросать слова на ветер и не следовать своим обещаниям. Если и есть время, когда они не могут позволить себе раздор, то именно сейчас.
Звук босых ног Эммы, ступающих по листьям, отвлекает Галена от его мыслей. Кажется, что с каждым её шагом кровь нагревается и течет свободнее. Напряжение покидает его, и все эти проблемы королевств поглощаются воздухом, чтобы выпасть на него дождем уже в другой раз. Потому что прямо сейчас у него есть Эмма.
Он думает о том, что она сказала в машине. Об их «уговоре». Она подождет меня, если я подожду ее. Но есть ли еще причина ждать? Он мотает головой. Конечно же, есть, идиот. Если не ради закона, то ради доверия королевств.
Гален не сдерживает улыбки, когда звук ее шагов обрывается спотыканием и оханьем. Эмма на земле и вполовину не так грациозна, как в воде. Пожалуй, стоит ей об этом намекнуть — насколько ближе ей вода, чем суша. Насколько проще жить в океанах, чем выходить на берег и строить отношения с людьми, которые все равно умрут и....
— Ого, ты только посмотри на эти тучи, — восклицает она, с плеском заходя в воду. Затем ее тонкие пальцы переплетаются с его, и остаток его тревоги уносится прочь вместе с усиливающимся ветром. — Мы будем в безопасности в воде?
Он быстро чмокает ее в кончик носа — единственное безобидное место для его губ сейчас. Не давая ей времени надуться, он тянет ее в воду. К его облегчению — и разочарованию — она надела сдельный купальник и подходящие к нему шорты. — Все будет в порядке.
— Сможешь обогнать вплавь молнию? — половина ее фразы звучит на поверхности, половина под водой. Она хихикает, когда ее голос искажается на мгновение.
— Не буду хвастать, что могу обогнать молнию, — замечает он, утягивая ее все глубже и глубже. — Но и не буду отрицать, что не смогу. — В конце концов, Дар Тритона превращает меня в самую быструю Сирену на планете. Если бы Эмма оказалась в опасности — он бы не уступил молнии.
На долю секунды, завитки волос Эммы переплетаются с завитками последних лучей солнечного света, щекочущего поверхность источника, и вдруг она оказывается окутана ореолом золотого тепла. Гален пытается вспомнить, как дышать. Если бы он знал, что родниковая вода может быть такой сияющей, он нашел бы ее раньше.
— Что? — удивляется она. — Что-то позади меня?
— Теперь я понимаю, почему люди повсюду таскают с собой камеры. Никогда не знаешь, когда к тебе подкрадется совершенство и явит себя миру.
Она подплывает ближе к нему, но он держит ее на расстоянии вытянутой руки от себя. Отворачиваясь, он надеется перенаправить её внимание от того, что, как он знает, будет воспринято ею как отказ, и сфокусировать его на том, что под ними. — Там внизу вход в пещеру. Ты его видишь?
Эмма кивает. — Как думаешь, там безопасно?