Нераздельные
Шрифт:
Сорви луну с неба, Лев.
Он знает — у него получится! Если прыгнуть повыше, то можно будет вцепиться в луну когтями и сорвать ее с неба. И когда она обрушится вниз, ударная волна задует пожар, как дыхание Господа задувает свечку.
Лев собирает воедино всю свою отвагу, а обжигающий жар уже льнет к его спине. Он должен верить в успех. Промахнуться нельзя. Объятый пламенем, он взмывает в небо и — чудеса! — достигает луны, вонзает когти… но недостаточно глубоко.
Он не может удержаться, луна выскальзывает из пальцев, и он падает, падает, а позади огонь пожирает то, что осталось от джунглей. Лев низвергается
Зубы Лева лязгают, он дрожит с такой силой, что это больше походит на конвульсии.
— Играешь на кастаньетах, братишка? — говорит кто-то, наклонившись над ним. В мгновение, когда сознание его еще не определилось во времени и пространстве, Леву кажется, что это одна из его старших сестер, что он дома — совсем еще маленький невинный ребенок. Но в следующий миг приходит понимание, что этого не может быть. Его сёстры, как и вся остальная семья, отреклись от него. С ним говорит его названая сестра Уна, девушка из народа арапачей.
— Я бы отключила кондиционер, но в этом вшивом Аймотеле все автоматизировано, а термостат почему-то решил, что в комнате 92 градуса [7] .
Лев так замерз, что не может говорить. Он изо всех сил стискивает зубы, чтобы те не стучали, но результат не слишком обнадеживает.
Уна подхватывает упавшее на пол одеяло и укрывает юношу. Затем берет еще и покрывало и кладет сверху.
— Спасибо. — Наконец он в состоянии что-то просипеть.
— Ты и вправду сильно замерз или у тебя температура? — спрашивает Уна и щупает его лоб. Почти два года никто не щупал ему лоб, чтобы узнать, нет ли у него жара. Лева внезапно омывает волной непонятного и неуместного чувства.
7
Прим. 33° Цельсия.
— Температуры нет. Просто замерз, — констатирует Уна.
— Спасибо еще раз, — шепчет он. — Мне лучше.
Лев понемногу согревается. Зубы лязгают уже не так часто, и дрожь постепенно прекращается. Он дивится: насколько же далек был его сон от реальной жизни! Каким образом испепеляющий жар так быстро претворился в холод, царящий в этом придорожном мотеле на полпути между двумя медвежьими углами? Но холод и жар — это две стороны одной медали, разве не так? И то, и другое в крайнем своем проявлении смертельно опасно. Лев закрывает глаза и пытается снова уснуть, зная, что в ближайшие дни ему понадобятся все его силы.
Утром он просыпается от звука закрывающейся двери. Наверно, Уна ушла, думает он. Но нет, она как раз наоборот вернулась.
— Доброе утро, — здоровается девушка.
Лев невнятно мычит — у него еще недостаточно энергии, чтобы разговаривать. В комнате по-прежнему собачий холод, но под двумя одеялами тепло.
Уна протягивает ему два пакета из Макдональдса — по одному в каждой руке.
— Выбирай — инфаркт или инсульт?
Лев зевает и садится на постели.
— Только не говори, что рак у них закончился…
Уна трясет головой:
— К сожалению, рак только после одиннадцати тридцати.
Он забирает пакет из ее левой руки и обнаруживает в нем «яйца мак-что-то-там». Ух ты! Такая вкуснятина не может не быть смертельной. Ну что ж, если эта еда собирается его убить, ей придется стать в очередь за Инспекцией, хлопателями и,
— Каков наш план, братишка? — спрашивает Уна.
Лев уписывает остатки завтрака.
— Сколько еще до Миннеаполиса?
— Часа три.
Он тянется к своему рюкзаку, извлекает оттуда фото двоих орган-пиратов, за которыми они охотятся. У одного не хватает уха, другой смахивает на козла.
— Хочешь взглянуть еще раз? — спрашивает он.
— У меня их рожи отпечатались в мозгу намертво, — отвечает Уна, даже не пытаясь скрыть отвращение. — Все равно, думаю, ничего у нас не выйдет. Миннеаполис и Сент-Пол — города большие. Найти там двоих подонков, которые не хотят, чтобы их нашли — штука почти невозможная.
Лев тонко улыбается:
— С чего ты взяла, что они не хотят, чтобы их нашли?
Вот тут Уна садится рядом с ним на кровать, впивается в него пристальным взглядом и повторяет:
— Так какой у нас план, братишка?
Чандлер Хенесси и Мортон Фретуэлл. Два орган-пирата, ушедшие живыми с территории арапачей после того, как захватили в лесу группу детей, среди которых был и Лев.
Уил Таши’ни, единственная любовь Уны, спас их тогда. Он отдал себя в обмен на жизни Лева и других ребят. Пираты пошли на это, потому что у Уила имелось нечто, стоившее огромных призовых денег: талант, заключенный в его руках и части мозга. Уил был великолепным гитаристом. Пираты забрали его, оставив Лева расхлебывать последствия. Не в силах Лева было помешать самопожертвованию Уила, и все же арапачи обвинили именно его. Ведь он чужак, как и орган-пираты; он — беглец, пришедший из того же вывихнутого внешнего мира. Даже Уна испытывала к нему двойственные чувства. «Ты предвестник несчастья», — сказала она ему однажды. И была права. Куда бы Лев ни направился, за ним по пятам следуют всякие невзгоды. И все же он надеется сломать шаблон. Наверняка это будет легче, чем достать с неба луну.
Расплетение Уила Таши’ни оставило рану в душах арапачей. Лев понимает, что ее не исцелить, но, может, у него получится хотя бы облегчить боль? Шрам останется навсегда, но если все пойдет по его плану, они с Уной поймают этих мясников и отдадут на справедливый суд арапачей.
И тогда Совет племени выслушает Лева.
Тогда они не отвергнут его мольбу и наконец публично заявят о своей позиции в отношении юновластей.
Конечно, поймать Хенесси и Фретуэлла не совсем то же самое, что сбросить с неба луну; но если арапачи — как говорят, самое влиятельное из племен — вступят в борьбу против расплетения, рухнет кое-что такое, на фоне чего упавшая луна покажется пустяком.
5 • Старки
Мейсону Майклу Старки нет дела до Людей Удачи. Ему не нужна их жалкая поддержка. Он дерется с врагом лицом к лицу. Оружейный ствол, приставленный к шее Инспекции — вот каковы его методы. По его мнению, любые другие — для неудачников. Старки знает: он рожден для величия. Собственно говоря, он уже его достиг, теперь вопрос только в степени этого самого величия.
— Чуть выше, — приказывает он. — Да, здесь.
Старки со своими аистятами сбежал с Кладбища из-под носа юновластей. Старки выжил в авиакатастрофе. И теперь Старки — герой войны. Неважно, что официально никакой такой войны нет; он сам объявил ее, и это единственное, что имеет значение. Если все в большом мире решили вести себя так, будто всё это не стоящая их внимания ерунда, тогда они заслуживают того, что обрушится на них в недалеком будущем.