Нераздельные
Шрифт:
Хотя в подвале тепло, Коннор замечает, как Риса обхватывает себя руками, словно пытаясь согреться.
— Никогда не могла понять, как им удается морочить людям головы и выдавать убийство за социальную необходимость.
— Это же не убийство, забыла? — Коннор убедительно подражает задушевному тону ведущего. — «Это самая добрая услуга, которую мы можем оказать трудным подросткам с биосистемической дизунификацией личности».
Грейс, вникающая во все, что происходит между ним и Рисой, таращит на Коннора глаза:
— Это стеб! Это стеб?
Если
— Пора переходить к делу, — говорит Коннор.
По идее, им надо бы выбраться наверх и заняться поисками людей, которые нашли бы принтеру применение или хотя бы убедились, что он работает. Коннор взял на себя лидерство, но к активным действиям так пока и не приступил. На него непохоже, и ему самому хотелось бы знать, что его удерживает.
— К какому делу? — встревает Бо. Они не сказали об истинном назначении принтера никому из обитателей подвала; доверие среди беглецов — товар редкий. Кто знает, где все эти ребята в конце концов окажутся и какую цену они ни будут готовы заплатить за свою жизнь.
— К обеду, — отвечает Коннор. — Сегодня ты готовишь?
Бо понимает, что Коннор ушел от ответа, но не настаивает, по-видимому, зная, что не добьется от собеседника никакой информации сверх той, что Коннор намерен дать. Лучше уж так, чем попробовать и нарваться на отказ. Бо с толком выбирает, где вступить в схватку, а где отступить — только так у него есть шанс выиграть. Собственно говоря, Коннора это даже восхищает: парень не тратит усилий понапрасну. Из него может выйти неплохой лидер, если он перестанет строить из себя невесть что.
Когда тем же вечером к ним спускается Соня с бутербродами из холодного мяса и черствого хлеба, Коннор улучает момент для разговора наедине, в то время как Бо и прочие заняты ужином.
— Надо раздобыть эти самые стволовые клетки, о которых вы говорили, и убедиться, что принтер работает, прежде чем вынести все это на широкую публику.
— Отлично придумано! — огрызается Соня, сердито уставившись на него. — Завтра пойду куплю в Уолмарте. — Но Коннор выдерживает ее взгляд, и она вздыхает: — Ладно, ты прав. Но это будет нелегко. На Среднем Западе такими разработками занимается лишь пара-тройка институтов. Им трудно получить ассигнования, потому как люди думают, что исследования стволовых клеток подразумевают опыты с эмбрионами. Одно упоминание об этом вызывает возмущение и протесты. Все боятся, как бы Глубинная война не вспыхнула снова. Само собой, взрослые плюрипотентные клетки не имеют ничего общего с эмбриональными стволовыми клетками, но для невежд никакие факты не указ — пользуются любым случаем, чтобы пнуть науку коленом в пах.
Коннор улыбается:
— Как только мы заставим эту штуку работать и отдадим ее в хорошие руки, это же самое колено даст по этому же самому месту юновластям и «Гражданам за прогресс»!
— Надеюсь, что доживу до этого дня.
Соня гладит Коннора по щеке, как если бы была его бабушкой. Парень, обычно не терпящий фамильярности, находит ее прикосновение странно приятным.
— Я найду, где взять клетки, — говорит она. — Самое трудное будет извлечь их оттуда.
— Эй,
Соня, уходя, оставляет люк открытым — подвал необходимо проветрить, там нечем дышать. Коннор, пользующийся любым случаем, чтобы вырваться из клетки, выскакивает наверх и застает Грейс около старого сундука. Девушка открыла его, и теперь весь пол усыпан конвертами.
— Извини, извини, я не нарочно, я не нарочно! — Грейс лихорадочно пытается запихать письма в сундук, но тот набит так плотно, что они все время пересыпаются через край. Это то же самое, что пытаться затолкать зубную пасту обратно в тюбик.
Коннор тут же раскаивается, что накричал на Грейс. Он присаживается рядом.
— Успокойся, Грейс.
— Я только хотела глянуть, что в нем, а оно все высыпалось. Я нечаянно!
— Я знаю, что ты нечаянно. Все хорошо. Спускайся вниз, я тут сам управлюсь.
Грейс не требуется второго приглашения.
— И чего только меня вечно тянет перетрогать все, что под руку попадается! Я не должна… любопытство сгубило кошку… Нельзя, нельзя!
Она кидается вниз, подальше от устроенного ею ералаша, а Коннор опять остается один на один с сундуком, только на этот раз ящик Пандоры широко открыт. Юноша не знает, куда запропастилась Соня и что она скажет, увидев весь этот кавардак.
Здесь сотни и сотни писем — их стало гораздо больше, чем в тот день, когда Коннор положил сюда свое. Конверты в основном белые и кремовые, но иногда встречаются и цветные, как будто Соне стало скучно и она выдала кому-то канцтовары поярче. На каждом конверте от руки надписан адрес.
Раз начав, Коннор уже не в силах остановиться. Он ныряет в море конвертов, перебирая их в надежде раскопать один с заветным адресом, написанным знакомым почерком. Его конверт был просто белый, и его трудно отыскать в этой снежной буре корреспонденции.
— Не найдешь, — заявляет Соня, возникая за спиной Коннора.
Тот выдергивает из сундука засунутые туда по самый локоть руки, чувствуя себя почти таким же виноватым, как и Грейс, и садится на грязный пол.
— Вы ни одно из них не отправили?
— Ни одно, — печально подтверждает Соня. — Духу не хватило.
— Хоть кто-то из тех, кто выжил, пришел и забрал свое?
— Ни один, — повторяет Соня. — Наверно, им было не до того. Если вообще кто-то выжил.
— Многие выжили, — заверяет Коннор. — Знаю точно, потому что сам выпустил их, когда они достигли безопасного возраста.
— Ты выпустил? — дивится Соня. — Наверно, стоило бы расспросить тебя, чем ты занимался все это время, но, думаю, лучше мне в это не лезть.
Коннор улыбается. «Она права, лучше не надо».
— Надеюсь, ты не замешан в дела этого негодяя Старки?
Коннор кривится и опускает глаза.
— Вообще-то, Старки — моя ошибка. Мой маленький заводной психопат.
— Хм-м-м… — произносит Соня, к счастью, не настаивая на подробностях. — Ну, может, это ты его завел, но ведь он творит то, что творит, по своему собственному разумению. Каждый из нас рождает порой чудовищ, сам о том не ведая.