Нераздельные
Шрифт:
42 • Лев
В резервации арапачей дни приходят и уходят незаметно. И не скажешь, что жизнь здесь проста — где в современном мире можно найти простую жизнь? Но она необременительна. Избрав изоляцию, арапачи успешно защитили свой способ существования, обеспечив себе безопасность и душевное здоровье в больном мире. Поскольку они самые богатые из всего союза племен, кое-кто называет их «обществом закрытого типа» по аналогии с престижными жилыми поселками, обнесенными стеной, куда простым смертным ходу нет. Арапачи не слепы, видят, что творится
Естественно, всякая попытка сократить «тридевять» хотя бы до «три-восьми» встречает мощное противодействие. И все же Лев полагал, что в его силах было изменить положение вещей. После всего, что ему довелось пережить, он все равно не готов примириться с разочарованием. Может, именно это и делает его человеком? А может, в этом заключается его изъян, причем, опасный?
Заперев дверь, Лев становится перед зеркалом в ванной комнате в доме Таши'ни и смотрит в глаза своему отражению, пытаясь нащупать связь с другой версией самого себя. С тем, кем он был, кто он сейчас и кем он еще может стать.
Кили колотит в дверь, нетерпеливый, как все двенадцатилетки.
— Лев, ты что там, уснул? Мне тоже надо!
— Иди в другую ванную.
— Не могу! — ноет Кили. — Моя зубная щетка здесь!
— Возьми чужую.
— Ф-фу-у!
Кили топает прочь, и Лев возвращается к прежнему занятию. Чем дольше он изучает себя в зеркале, тем менее знакомым кажется ему его лицо. Так бывает, когда слишком долго крутишь в голове какое-нибудь слово — оно полностью утрачивает смысл.
Всегда, когда Леву было к чему стремиться, когда перед ним стояла четкая и ясная цель, он вкладывал в ее достижение всю душу. В дни, когда он еще не утратил своей невинности, он до самозабвения увлекался бейсболом. Ударить по мячу, поймать, убежать… Даже в свою бытность хлопателем Лев старался превзойти самого себя, стать примером беззаветного служения делу. Имеется в виду, до того момента, когда отказался взрываться.
Итак, Совет племени непоколебим, как гранит. Лев проиграл схватку. Арапачи не вступят в войну против расплетения. Будут и дальше закрывать глаза на проблему.
Коннор называл его наивным, и был прав. Несмотря на все выпавшие на его долю испытания Лев по-прежнему, возможно, и глупо, питал надежду, что разум и решительность победят. «Ты всего лишь один мальчик, с одним голосом, — внушала ему Элина после поражения в Совете. — Не пытайся больше изображать из себя хор, не то потеряешь этот голос, и кто тогда услышит тебя?»
Она обняла его, но он не ответил на ее жест. Он не желал, чтобы его утешали. Это его гнев, и он не позволит его погасить! Он должен поддерживать в себе этот огонь, потому что, как знал Лев, из его неистовства может вырасти нечто новое. Нечто более действенное, чем какая-то жалкая петиция.
После поражения Лев много размышлял над этим; собственно, он отдавал раздумьям все свое время и пришел к следующему заключению: нужен новый подход, причем такой, который бы зависел только от него одного.
Поэтому он и вглядывается в отражение в зеркале, ища в себе новую решимость, еще более глубокую, чем прежде. То, что написано на его лице, слишком трудно прочитать. Но он знает, как можно упростить дело.
Лев берет с умывальника ножницы, которые захватил с собой и решительно отрезает свой конский хвост; тот падает на пол. Прическа теперь — просто загляденье: белобрысая кособокая щетка. Лев подхватывает одну прядь и отрезает ее как можно ближе к корням. Потом проделывает то же самое с другой, с третьей, и так пока волосы не устилают весь пол, а голова не становится похожа на свежескошенный луг.
И снова Кили барабанит в дверь.
— Лев, я не могу больше терпеть!
— Еще немного, — отвечает Лев. — Скоро закончу.
Он кладет ножницы и намыливает неровную щетину на голове. А потом заносит бритву…
В эти дни татуировки делают себе в основном молодые, собирающиеся покинуть резервацию арапачи, те, что решились выйти в широкий мир, прихватив при этом с собой постоянное напоминание, откуда они и кто они — символ, который можно было бы с гордостью демонстрировать другим.
В резервации мастеров татуировки можно по пальцам пересчитать, да и то лишь один из них обладает настоящим талантом. Остальные так, рисовальщики по трафаретам. Лев отправляется к Джейсу Тазе, мастеру с талантом, и ждет снаружи, пока не уходит последний посетитель.
Джейс окидывает его взглядом с ног до головы, не зная, беспокоиться ему или радоваться.
— Ты беглец, скрывающийся у Таши’ни, да? Тот, что поймал орган-пирата?
Лев мотает головой.
— Ты разве не слышал? Я больше не беглец и не скрывающийся. Я теперь полноправный член племени.
— Здорово! — Джейс показывает на обритую голову Лева. — А куда подевалась твоя грива?
— Не нужна больше.
Так Лев ответил Таши’ни и отвечает всякому, кто спрашивает. Его бритая голова, как он и предвидел, встревожила Элину, но приемная мать считает, что он имеет право на собственный выбор.
— Чем могу помочь? — спрашивает Джейс.
Лев вручает ему несколько бумажных страниц и объясняет, чего хочет. Джейс просматривает страницы, затем с сомнением смотрит на собеседника:
— Ты это серьезно?!
— А что, похоже, что я шучу?
Джейс просматривает страницы снова и снова.
— Уверен, что тебе этого хочется?
— Уверен.
— Столько чернил и всё разом?
— Да.
— Смотри, будет больно. Очень больно.
Лев уже все обдумал заранее.
— И пусть будет больно, — говорит он. — Должно быть больно, иначе весь смысл теряется.
Джейс окидывает взглядом мастерскую, указывает на свои многочисленные рисунки.
— Слушай, а может, лучше вот этого красавца-орла? Или медведя? Ты не арапач по рождению, так что можешь выбрать себе духа-хранителя сам. Горный лев тоже классно выглядит в наколке.