Неразгаданные сердца
Шрифт:
Облегчение, которое испытала Келда, после того как они благополучно добрались до цели своего путешествия, несколько увяло, когда до нее дошли слова Амисии, и она метнула на подругу презрительный взгляд:
— А как, скажи на милость, ты объяснишь дома, зачем тебе понадобилась жаровня, когда ты в ясный день идешь за ягодами?
— Скажу, что собираюсь сварить ягоды и приготовить фруктовое вино по моему собственному рецепту… или притворюсь, что хочу извлечь ароматическую эссенцию из смеси полевых цветов.
Подобные замыслы никоим образом не могли бы воплотиться в действительность, но уж очень силен был соблазн подразнить простодушную спутницу.
Скептически наблюдая, как ее миниатюрная подруга расправляет последний угол квадрата из грубой ткани, Келда мысленно уверяла себя, что та просто дурачится… хотя, конечно… Она все-таки побаивалась, что Амисия
Но тут на фоне ровного гула падающих струй послышался другой звук: звук мужского смеха. Амисия прислушалась и, ни на мгновение не задумавшись о последствиях, метнулась к выходу из пещеры. Напрягая зрение, она попыталась хоть что-нибудь разглядеть сквозь хрустальную стену водопада и почти тотчас же энергичным жестом подозвала к себе Келду. Не приходилось сомневаться, что открывшееся ей зрелище чрезвычайно увлекло ее, и любопытство, разгоревшееся в Келде, пересилило ее обычную робость. Она последовала за подругой и остановилась лишь на шажок позади Амисии.
Впрочем, одного взгляда хватило, чтобы она тут же кинулась назад и забилась в самый темный закуток пещеры. Амисия же, напротив, подалась вперед. Она старалась разобрать, что говорит высокий темноволосый мужчина, чей облик был настолько поразителен, что перед ним должен был померкнуть даже герой ее грез. А говорил он вот что:
— Карл, вы с Уолтером пройдете вдоль ручья, который вытекает из заводи, до деревни Брейстон…
Его дальнейшие слова заглушил громкий всплеск воды: увлекаемая потоком коряга свалилась с высоты в заводь. Амисия в досаде всплеснула руками. Ведь только что ее мысли были заняты романтическими легендами о Робине Гуде и невероятными видениями возможной встречи с таким храбрецом… Как тут было не задуматься: вдруг некий добрый волшебник сделал ее мечты явью? Эти люди внизу… кто они? Что, если это лесные изгнанники? Сердце Амисии гулко стучало в груди… она, затаив дыхание, прислушивалась к беседе, которую то и дело перекрывал рев водопада.
— …до устья ручья… а я тем временем… и через лес… на морском берегу… знаменитый замок Дунгельд — с безопасного расстояния.
Повстречать в жизни одного из тех, о ком слагались легенды среди простого люда и кого воспевали весельчаки-менестрели — на это было трудно надеяться. Но даже малейшая возможность такой встречи казалась настолько заманчивой, что Амисия тут же уверовала в чудо. Что же еще могло привести чужаков в леса Райборна? В этих краях и люди жили бедные, и путники с тугими кошельками редко проезжали по дорогам. Поэтому обычным грабителям здесь не приходилось рассчитывать на богатую поживу. К тому же у этих незнакомцев не было ни знамени, которое позволяло бы определить, кто они такие, ни ливреи, цвета которой свидетельствовали бы об их принадлежности к свите какого-нибудь лорда. Здравый смысл подсказывал ей, что у незнакомцев есть лошади, которых у Робина Гуда не было и быть не могло. Однако Амисию не насторожила даже эта несообразность. А вдруг, твердила она себе, эти люди просто более искусны и им удалось раздобыть для себя лошадей… ну конечно, так оно и должнобыло быть.
Пока в уме у нее вихрем крутились вопросы заодно с удобными и подходящими ответами, карие глаза Амисии не отрывались от мужчины, который опустился на одно колено у ручья и, зачерпнув ладонями холодную воду, поднес ее к губам. Сейчас, когда он наклонил голову, его необычайно красивое лицо было скрыто от глаз, но зато взгляду открывалось еще более великолепное зрелище: черные как смоль волосы, спадающие на воротник столь же темного плаща. Амисия никогда прежде не видела ничего подобного: эти черные волосы были такими гладкими и блестящими, что отражали солнечные лучи. Неужели, думала Амисия, они и в самом деле такие густые, какими кажутся? Круг знакомых ей мужчин ограничивался стражниками замка да редкими посетителями; она даже не представляла себе, что мужчина может быть настолько красив — не мягкой красотой, свойственной женщинам, а ошеломляюще мужественной. Когда же он взглянул вверх, она едва не ахнула: светло-зеленый оттенок его глаз в точности повторял цвет того камня, из которого была вырезана некогда подаренная ей фигурка единорога. Амисии это показалось знамением свыше. Перед ней стояло человеческое воплощение магического средоточия ее упований.
Благодатная жидкость целебным бальзамом смочила пересохшее горло. По календарю считалось, что сейчас осень, но солнце сияло как летом. Хотя они и ехали по темному лесу, духота давила на плечи Галена
Все еще стоя на одном колене на берегу заводи, он обвел взглядом это спокойное болотистое местечко… в первый раз после убийства барона Конэла; он никогда не сомневался, что это было подлое убийство. Галену, как крестнику хозяина, присланному к нему на обучение, выпала честь вместе со старшим сыном сэра Джаспера сопровождать мужчин на охоту. Ту самую охоту, которая оборвала жизнь его крестного отца. Его, одиннадцатилетнего пажа, немедленно отозвали домой, в Таррент. Вопреки традиции дальнейшим обучением Галена руководил сам граф Гаррик, его отец. Это решение ни у кого не вызвало сомнений, потому что не существовало более искусного воина или лучшего наставника, чем граф, и, когда обучение было завершено, никто уже не мог превзойти Галена в воинских доблестях.
Его отец с давних пор враждовал с королем Иоанном. Хотя король не отваживался причинять какие-либо обиды столь могущественному лорду, граф предпочитал держать и свою супругу, и сына подальше от распутного и мстительного монарха. Так и получилось, что Гален не сопровождал короля ни в одном из военных походов — из которых Иоанн так часто возвращался побежденным — и свое умение обращаться с оружием мог доказывать лишь на рыцарских турнирах. Гален не сомневался, что отец верит в него, но многие в его окружении — то ли считая оказываемое ему предпочтение несправедливым, то ли завидуя титулу и богатству, которые он должен был унаследовать, — не выказывали столь явного доверия.
Невидящим взглядом уставившись в свое зыбкое отражение на подернутой рябью поверхности заводи, Гален криво усмехнулся. Только когда бароны объединили свои силы и выступили совместно, чтобы заставить упирающегося монарха вновь подтвердить права, принадлежавшие им с незапамятных времен, но постоянно нарушаемые королем, Галену представился случай доказать, что он — не просто избалованный наследник графства Таррент. Он доказал, что в бою не уступает своему отцу и сеньору, прославленному Ледяному Воину. Плечом к плечу они сражались против общих врагов, а прошлым летом вместе стояли близ Раннимеда, в то время как Иоанн ставил свою королевскую печать на Великой хартии. Увы, их вероломный король вскорости отказался от всех своих обещаний и тем привел баронов в такое негодование, что некоторые из них решились на отчаянный шаг: они призвали французов, чтобы те силой отняли английский престол у Иоанна. Столь опрометчивое решение не нашло поддержки ни у Галена, ни у его отца. Возвратившись в свою могучую крепость, они пристально наблюдали за развитием событий, а сами тем временем спокойно занимались благоустройством принадлежащих им земель. Только один раз Гален принял участие в битве, когда заморский неприятель затеял сражение слишком близко от графства, угрожая миру самого Таррента. Возглавив сильный отряд, Гален заставил французов отступить от границ Таррента — и как только он, одержав победу, вернулся домой, из замка Дунгельд было доставлено странное письмо.
Для него было делом чести — прийти на помощь прекрасной даме, тем более что речь шла о его крестной матери, кроткой женщине с волосами как лунный свет и с мягкой улыбкой. Он не видел ее почти два десятилетия — с того дня, когда он, мальчик-паж, распрощался с Райборном.
Он и не ведал, от какой опасности ему и его соратникам, не облаченным в кованые доспехи и не прикрывающимся защитой знатного имени придется оградить леди Сибиллу. Его манила и будоражила эта неизвестность. И все же он предпочел бы иметь более точное описание стоящей перед ним задачи, нежели краткое сообщение леди Сибиллы о грозящей ей опасности. Святые великомученики, ну как это можно понять: она не решается сказать в письменном послании ничего больше и предоставляет ему самому во всем разобраться и предотвратить беду.
Гилфрей, ее недостойный второй муж, был для родителей Галена таким же врагом, как и король, который отдал Сибиллу в его руки. Поэтому Гален, хорошо известный в стране и легко узнаваемый, не мог открыто явиться к леди Сибилле. Вероятно, Гилфрей в этом случае воспользовался бы своими правами супруга и попросту отказался бы допустить его к жене. Более того, прибытие отряда заставило бы злобного барона насторожиться, а этого нельзя было допустить, пока они не узнают, чего именно страшится леди Сибилла. Чтобы обойти эти препоны, Гален и прибыл как обычный путник, не имеющий намерений ни объявлять свое имя, ни скрывать его.