Нерон
Шрифт:
Эллинка и назарей заранее сходились в одном важном пункте. Оба верили в вечность и ценность законов природы и знали, что они сами, как и все люди, должны держать свои мысли и свои дела в железных рамках. Оба читали новые послания епископа Августина, оба удивлялись глубине, с которой этот выдающийся человек созерцал людские души. Менее единомыслящи были Вольф и Гипатия в вопросе о потусторонней жизни. Вольф признался, что небо его братьев по вере выглядит совсем не так, как его собственное. Он представлял себе небеса населенными могучими веселыми героями, богато вооруженными сынами королей, в кругу которых он, вооруженный так же, как и они,
И оттого, что его собственные представления на этот счет резко отличались от воззрений его единоверцев, и те и другие казались ему прекрасным сном, и он не был склонен оспаривать веру Гипатии. Да она и сама сознавалась, что потусторонний мир не слишком ясно вырисовывается перед ее взором. Одно она знала, что стремление кверху — эта неутолимая жажда идеала никогда не может быть потушена. В высь! В этом слове заключалась ее вера.
Но вот вопрос о богах был серьезнее. За своих богов она готова была бороться до бесконечности.
В вечерние часы, когда звездное войско, сияя, выступало на небе, так ярко и близко, что Вольф постоянно сравнивал этот прекрасный свет со своим родным туманным северным небом, в вечерние часы, когда остальные друзья сидели за ужином или дурачили друг друга охотничьими небылицами, Вольф и Гипатия погружались в беседы о бессмертии и свободе. После этих глубокомысленных разговоров Гипатия, как ребенок, часами забавлялась со своими служанками и марабу, а Вольф полночи проводил на палубе, смотря на далекие созвездия.
Но в светлые, свежие радостные часы утра Вольф и Гипатия сражались за своих богов. Обычно Вольф наступал, — он насмехался над человеческими, а подчас и гораздо худшими наклонностями олимпийских богов, и принуждал Гипатию сдавать позицию за позицией. Конечно, прелестные легенды о Зевсе и Афродите и о всей остальной компании не были для Гипатии непреложным предметом веры. Она должна была признать, что с таким Олимпом теперь уже ничего нельзя было поделать. Она чувствовала себя немного уязвленной, когда Вольф смеялся над последними языческими жрецами, бессмысленно совершавшими старый культ там, где это не запрещалось императорскими чиновниками. Гипатия говорила, что можно было только благодарить христианских императоров за то, что они уничтожили внешние жертвоприношения и оставили эллинству только его духовную силу. Старых греческих богов надо рассматривать только как олицетворения неизвестных сил природы, а предчувствие, что повсюду за этими прекрасными богами находится нечто основное, нечто неизмеримо великое, — это предчувствие не было чуждо древним поэтам. В Афинах был воздвигнут жертвенник неведомому и безымянному великому богу, богу Теона и Гипатии, истинному богу.
На третье утро путешествия, на юго-западном горизонте показались две пирамиды. Больше не было речи о будущем. Прошедшее, эпоха фараонов, вновь завладело всеми. Матросы радовались возможности провести несколько покойных дней в священном месте, а путешественники радостно приветствовали цель своего путешествия. Ветер повернул к востоку; но еще три часа работы и барка пристала. В последнюю минуту чуть не случилось несчастье: при выгрузке маленький погонщик упал в воду и, наверное, захлебнулся бы, если бы Гипатия не подняла на ноги весь экипаж для его спасения. Наконец беднягу вытащили, и спустя немного времени он уже стоял на голове в знак благодарности к своей спасительнице, так что маленький караван мог весело начать свое путешествие по пустыне.
К
На верхушке пирамиды посреди своих друзей она долго стояла молча. Над пустыней спускалось краснеющее солнце, как будто оно погружалось в море.
Долго стояли они так. Потом Александр и Троил спустились с маленькой платформы и очень внимательно стали глядеть на Нильскую долину.
Вольф и Гипатия стояли совсем рядом у северного края площадки. Гипатия задрожала и прислонилась к его плечу. Потом она опустилась на колени и долго плакала. Наконец встала и, не глядя на христианина, протянула руки Александру и Троилу.
— Не правда ли, здесь наверху… здесь наверху это не глупо…
Несколько дней бродили они таким образом вокруг пирамид и осматривали все сказочное и загадочное, что сохранилось от времени фараонов. По аллее из сфинксов дошли они до какого-то храма и слышали там молитву (жреца Зевса. В православном храме они слушали проповедь монаха. А на берегу Нила стояли смуглые феллахи и язычники и приносили жертву.
Переполненное впечатлениями, возвращалось маленькое общество вечером четвертого дня к своей барке. В последний час путешествия по пустыне, когда белые верблюды уже вытягивали длинные шеи к священной воде, один из проводников приблизился к Гипатии, прося ее покровительства. Он просил разрешения доехать на их судне до Александрии. Он хотел снова стать там христианином и заниматься предсказаниями среди христиан. Синезий стал его расспрашивать, и они услыхали удивительную историю. Египтянин был сыном прорицателя и сам прорицатель, укротитель змей и заклинатель духов. Он много бродил по свету. Во времена Юлиана он сделался в Александрии жрецом Сераписа. Потом в Константинополе он крестился, перешел с солдатами в Альпы, помогал друидам при их жертвоприношениях, а в Риме снова стал язычником. Милости епископа Миланского снова вернули его христианству. Потом в свите Алариха он был арианцем и затем из страха преследований бежал сюда.
— Но эти египтяне — все нищие, они не в состоянии платить, как следует, своим предсказателям. Я хочу снова стать христианином.
Удивленная Гипатия спросила, разве можно заниматься его ремеслом одинаково во всех религиях.
— Конечно, госпожа, — сказал предсказатель. — Тебя я не буду обманывать. Я убедился, что это искусство нравится одинаково и язычникам, и христианам, и иудеям.
— Мошенник замечательно подходит к нашей философской лодке! — воскликнул Троил, смеясь. И просьба предсказателя была исполнена.
Погрузка продолжалась недолго. В последний момент проскользнул египтянин с мешком. Друзья не обратили на него внимания. Но один матрос схватил мешок и поднял крик. Там было что-то живое. Сбежался весь экипаж, предсказатель упал на колени перед Гипатией и молил о пощаде. В мешке змеи, правда, ядовитые змеи, но лишенные своих зубов. Нельзя отнимать у него средства к существованию, ни одному прорицателю не будут верить, если он не укрощает змей.
Кудеснику и его змеям разрешили ехать, и его маленькие представления забавляли общество, пока барка спускалась вниз по священной реке. Счастливо и без приключений совершился возвратный путь.