Нерон
Шрифт:
— Ты меня не любишь! — продолжала она, всхлипывая. — Теперь, когда я люблю тебя больше всего на свете, когда ты стал велик, стал первым в мире — ты разлюбил меня, я это знаю! — И она стала бессвязно бормотать: — Покинь меня! Нет, не оставляй меня! Я сема навсегда уйду, ты меня никогда больше не увидишь! Нет! Я вечно буду у твоих ног! Ты напрасно гонишь меня…
Рыдая, она кинулась к нему на грудь. Нерон не отстранил ее; он дал ей выплакаться, пока она не устала, как полудремлющее дитя.
Плач этой женщины не был ему
После ее ухода он отправился в общество арфистов, где ему был оказан торжественный прием и где его имя Люций Домиций Нерон было занесено в список членов. Он полагал, что удостоен этого не только на основании существовавшего для артистов устава, но и вследствие признания его самими артистами истинным художником, а не дилетантом.
Император пожертвовал обществу арфистов крупную сумму.
К нему явились послы далеких восточных провинций и греческих островов с просьбой, чтобы он выступил у них, ибо везде народ жаждет услышать божественного артиста.
Один из преторов предложил ему за выступление миллион сестерций.
— К сожалению, это невозможно! — Нерон горячо пожал претору руку и добавил: — Все мои вечера уже наперед разобраны.
XXI. Заколдованный круг
В дождливое серое утро Поппея, съежившись, сидела перед зеркалом. Она вся ушла в свои мысли. От бессонной ночи у нее под глазами синели круги. Если бы ее увидел один из тех, кто любовался ею в театре, — он не узнал бы в ней нарядную молодую женщину, румяную от возбуждения. Он был бы ошеломлен и задумался над тем, скольких трудов и жертв стоит женская красота. Расшитая ткань, которую Поппея, соскочив с постели, накинула на плечи, слегка соскользнула и открыла ее усталую наготу… Поппея содрогнулась от холода; мурашки пробежали по всему ее телу.
Не зная, что с собой делать, она стала причесываться; временами она перебирала пальцами редкие пряди и, распутывая их, нетерпеливо морщилась. Она дергала и рвала свои волосы, и на гребне оставалось много янтарно-золотистых нитей. В ее маленькой голове, похожей на красивый ядовитый плод, зарождались все новые планы.
— Комедиант! — прошипела она, стиснув зубы. — Он оказался лишь фигляром! Я ошиблась!
Нерон не шел навстречу ее тайным намерениям. Он не последовал ее воле, и желанное не осуществлялось. Впервые в жизни она терпела поражение от мужчины. Она ведь надеялась в это время уже быть императрицей!
Поппея хотела привлечь к себе Нерона, а он от нее удалялся. Она, вероятно, слишком стремительно приступила к исполнению своего плана и выдала свою цель.
Избранный ею путь оказался неправильным. Нужно было начать сызнова.
Рано
— Как обстоят дела? — спросил он по обыкновению.
Поппея мрачно забилась в угол.
— Приходится начинать сначала! — процедила она сквозь зубы.
Отон пожал плечами. Она набросилась на него:
— Ты все испортил своей жадностью!
При одевании каждая мелочь ее раздражала. Она уколола острой иглой прислуживавшую ей рабыню, так что из-под бронзовой кожи выступили капли крови.
Закончив свой туалет, она, однако, не отошла от зеркала. Ее главное ежедневное занятие, длившееся целыми часами, состояло в созерцании собственного отражения. Она следила за всеми своими движениями; ей казалось, что она еще недостаточно их изучила; она наблюдала за каждым веянием своих ресниц и каждым их непроизвольным вздрагиванием, дабы в нужную минуту искусно воспользоваться ими, как оружием.
Она научилась изображать на своем лице любую эмоцию. По ее убеждению, зеркало было создано не только для того, чтобы в него смотреться, но также, чтобы с его помощью преображаться. Поппея никогда не упускала случая через его посредство вглядываться в собственные глаза. Ежедневно она работала над собой с напряженностью художника. Она покидала свою спальню лишь тогда, когда всецело овладевала собственным телом и находила ту волшебную точку, откуда могла управлять каждым нервом своего существа.
Она уже остановилась на новом плане действий; восприняла его не умом, а каждым фибром своего существа; она, казалось, нащупала новый путь кончиками пальцев, словно эманировавшими магическую силу.
Если она до сих пор слишком верила Нерону, то теперь она умерит свое доверие ровно настолько, насколько этого потребуют обстоятельства. Она должна оттолкнуть его от себя, как фокусник в цирке отталкивает обруч, делая едва уловимое обратное движение; от полученного импульса — обруч катится вдаль, но, описав круг, покорно возвращается к исходной точке.
Поппея велела подать себе носилки. Ее понесли через площадь Марса, мимо колоннады Октавия, излюбленного места прогулок патрициев, к театру Марцелла. У входа она встретила Менекрата, который пригласил ее в свою виллу.
Поппея снова искала общества артистов и поэтов; ее всегда влекло к ним, но в последнее время она с ними реже встречалась.
От Менекрата она узнала все новости литературного мира.
Сенека после примирения с императором забросил научные занятия и, подобно своему венценосному покровителю, всецело отдался писанию стихов. Лукан, по окончании представления, благополучно выбрался из Рима и продолжал теперь свою жизнь изгнанника. Зато Антисий попал в ловушку. На каком-то вечере он прочел сатиру на Нерона, за Что был задержан и обвинен в оскорблении императора. Все ждали смертного приговора. В сенате по этому поводу происходили бурные заседания.