Неруда

Тейтельбойм Володя

28. Женщины и посвященные им стихи

Целая армия людей — критики, академики, университетские профессора, как весьма сведущие, так и несведущие, дилетанты, экзегеты, картографы поэзии, структуралисты, импрессионисты, «водолазы», спускающиеся на самое дно неразгаданных тайн, новые Шампольоны, упорно расшифровывающие письмена на своих розеттских камнях, составители подробных «навигационных карт» и «аэрофотограметрических планов» — кладут все силы, чтобы разобраться досконально, миллиметр за миллиметром, во всех загадках атласа поэзии и языка Неруды.

Самые дотошные, настойчивые, те, что вторглись в заповедные глубины и обшарили все закоулки, достигли определенных результатов. И хотя многое, что является подосновой, подтекстом нерудовской поэзии, по сей день — область неведомого, мы уже располагаем несомненно ценными находками, которые не только открыли нам имена и лики тех женщин, что стали музами поэта, но и помогли узнать, кому из них посвящено то или иное стихотворение.

Много стихотворений в книге «Двадцать стихотворений о любви» адресованы

Терусе. Третье: «На устах у любви твой голос влажнеет, крошится / в час, когда вечер гулкий катится в пустоту!» [20] . Четвертое: «Распадается ворох лиственных поцелуев / у входа в обитель ветра летним ненастным днем» [21] . Седьмое: «Склонившись над вечерами, я грустные сети забросил / в твои зрачки-океаны, в глухую их глубину» [22] . Восьмое: «Звенишь пчелою белой, от меда охмелев, / в моей душе — и вьешься в тягучих струях дыма» [23] . Одиннадцатое: «Ты жаждой меня спалила. И значит, пора пришла / новым путем пойти, улыбок твоих избегая» [24] . Двенадцатое: «И разлукой горбишь горизонт, / вечная волна в кочевье сонном» [25] . Четырнадцатое: «Хочу сотворить с тобою то, что весна сотворяет / с дикой вишней в лесу» [26] . Семнадцатое: «Думаю, хороню фонари в глухомани. / А ты — ответь мне: кто ты?» [27] .

20

Перевод П. Грушко.

21

Перевод П. Грушко.

22

Перевод П. Грушко.

23

Перевод П. Грушко.

24

Перевод П. Грушко.

25

Перевод П. Грушко.

26

Перевод П. Грушко.

27

Перевод П. Грушко.

Фамилия девушки вовсе не Васкес Леон, как принято считать, и не Леон Васкес… Теруса проводила лето со своими родителями в Пуэрто-Сааведре, где широкий морской берег всегда окутан «тишиной одиночества и грусти». Рейесы тоже приезжали туда в летние месяцы и жили обычно в доме, который занимала семья Пачеко. Поэт изобретал для своей возлюбленной самые разные имена. (Он всю жизнь был удивительным выдумщиком имен и прозвищ.) Она — Теруса, Марисоль… Обратите внимание на имя Марисоль — море и солнце! Молодой человек, склонный к печальным раздумьям, видел в этой притягательной девушке воплощение всего, что противоположно его натуре. Она — «веселое тело», «темнокрылая нежная бабочка, / совершенная, как налитые колосья, как солнце, / как алые маки и чистый родник».

Но заметьте: другую любовь своей юности он назовет не «Марисоль», а «Марисомбра» — море и сумрак. Во всех придуманных именах был глубокий смысл.

Терусе посвящены стихи, что вошли в «Собранье сумерек и закатов», в «Восторженного пращника», в «Двадцать стихотворений о любви», а также и те, что долгое время оставались неопубликованными. К ней поэт обращается в своей знаменитой «Песни отчаяния».

«Она легла моей тропою на земле… / в час поцелуев / мы были виноградной гроздью и жадным ртом… / Пусть о любви моей безмерной ей бог расскажет». В честь Терусы написана «История безумного принца» — стихотворение, оставшееся незаконченным: «И от любви, не встретившей любви ответной, / принц впал в безумство». В «Альбоме для Терусы. 1923 год» есть два стихотворения: «Речной порт» и «Едва задумаюсь, что умереть должна и ты…».

Едва задумаюсь, что умереть должна и ты — на миг с тобой расстаться не могу: повелевает сердце быть возле тебя! Ну почему должна ты умереть? Неужто ты умрешь? Глаза твои закроют, руки сложат, как матери моей в гробу сложили, и в путь отправишься, в неведомую глубь, которая неведома и мне, познавшему твою любовь.

Неруду нередко одолевают мысли о матери, о ее ранней смерти, и он невольно переносит их на Терусу. Быть может, безмерная, безоглядная страсть сумеет обмануть, побороть смерть? «Тобой овладеть я жажду, / чтоб ты во мне длилась вовеки… / вспыхни огнем разметным, / вырви меня из тьмы». Это к Терусе взывает поэт в стихотворении «Любовь моя, не умирай, не уходи». К ней обращены его слова в «Южном береге» и в «Двадцати стихотворениях о любви». Неруда не разлучается со своей возлюбленной в «Восторженном пращнике». Его преследуют ночные виденья и необоримое желанье: «Это — как наважденье, / когда она в сердце вонзает /

взор своих глаз, / трауром омраченных» [28] . Поэт вырезает ее имя на стволах деревьев, он становится вольным, неудержимым ветром… Она должна одарить его всем. А он — желать ее, взять ее, укрыться в ней… «Наполнись мной, / испей меня, желай меня, испепели меня, / не отдавай меня, сокрой меня!» «Я тебе — что парусу ветры, ты — зерно в моей борозде», — говорит Неруда в «Гимне Мужчине и Женщине».

28

Перевод С. Северцева.

В день своего пятидесятилетия Неруда сказал собравшейся публике, которая слушала его, затаив дыханье:

«Я обещал вам пояснить подробно каждое свое стихотворение о любви. Но забыл, что прошло столько лет. Нет, ничего не стерлось в моей памяти… Но рассудите сами, что дадут вам имена, если я назову их? Что добавится к моим словам о черных косах на закате или о расширенных горячих глазах под дождем, если я скажу, в какой это было час, месяц? Поверьте! У меня нет ни одного неискреннего слова о любви. Я бы не мог написать ни единой строки, поступившись правдой».

В «Двадцати стихотворениях о любви» воспеты две возлюбленные Неруды, оставившие глубокий след в его сердце. Одна — любовь его юности, прошедшей в провинции. Другая — любовь, которую он встретил в лабиринтах столицы. Девушка из Темуко. И девушка из Сантьяго.

29. Обжигающее пламя пыльцы

Порой он называет девушку из Темуко привычным для влюбленных словом «куколка». Но в Терусе — звонкое пенье рек. Ее талия соткана из тумана. Ее образ гармонично вписан в морской пейзаж: «О сосновые дали, шум опадающих волн…». В Четвертом стихотворении перед нами «раннее утро, набухшее бурей, в самый разгар лета». У Неруды несколько иное представление об Утраченном времени, нежели у Пруста:

Мы потеряли закатный сумрак: никто не увидел наших сплетенных пальцев, когда над землей густела синяя полутьма.

Возлюбленная поэта неотделима от южной природы Чили, от моря, от предчувствия скорой разлуки:

Как сосна и мачта на ветру, ты напевом достигаешь дали. Твоя стать от них и грусть от них. Ты — как боль прощанья на причале [29] .

Теруса невольно оказалась причастной к литературному скандалу, который разгорелся из-за Шестнадцатого стихотворения. Я расскажу об этом позже, поскольку волей случая связан с этой историей.

29

Перевод П. Грушко.

Девушка из Темуко — смуглая, быстрая, гибкая. Она — полная противоположность поэту, всегда задумчивому, медлительному. Но он стремится всей душой к этой девушке, играющей с солнцем, хотя ему по нраву сумерки. Поэта мучает мысль, как они несхожи друг с другом.

Девочка, смуглый ветер, ничто меня не сближает с тобой, — все отдаляет, как тяжкие облака. Слепая юность пчелы в теле твоем смешалась с опьяненьем волны и упругостью колоска [30] .

30

Перевод П. Грушко.

Терусе посвящено и знаменитое Двадцатое стихотворение, которое стало hit parade [31] сотен и сотен чтецов-декламаторов:

Я волен сегодня ночью стихи доверить печали. Могу написать к примеру, вызвездило небосвод, и дрожат голубые в дальней дали планеты [32] .

А заключительные строки — прощальные — стали уже классикой:

Я разлюбил, все верно. Но я и люблю, наверно. Так коротка любовь, так долог путь в забытье. Ведь я обнимал ее точно такой же ночью. Не согласится никак душа с потерей своей. Хоть эта боль и последняя, которой она меня ранит. И эти строки последние из тех, что пишу я ей [33] .

31

Зд.: гвоздь программы (англ.).

32

Перевод П. Грушко.

33

Перевод П. Грушко.