Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
Шрифт:
Остановился Андрей в доме купца Анохина, у которого скупал сукно почитай уже лет десять. Дорогому гостю отвели всю угловую часть дома. А перины застелили, кажется, мягче и не бывает. С дороги Андрей уснул почти сразу, не ужиная, и проспал долго, часов до десяти утра. Завтрак был сытен, с обилием мясного. Пост кончился. Второго июля самый мясоед. Андрей только приступил к завтраку, а в это время в окошках потемнело. Не долго думая, он выскочил на улицу. Впоследствии до конца своей жизни он говорил, что «зрил силу Господню». Огромная грозовая туча, чёрная как ночь, от края до края, медленно ползла на город, закрывая собой свет. Вся природа притихла, в небе не было ни
Андрей, прижимаясь к забору, прошёл к близстоящей церкви и, увидев, что она не закрыта, поднялся на колокольню. Здесь ветер был ещё сильнее.
Первые огромные капли ударили по крышам, и тут же ливень обрушился стеной, а туча окончательно закрыла небо. Молнии прорезали тьму, рассекая небо напополам. Ветер неистовствовал всё сильнее и сильнее, срывая крыши с домов, разваливая овчарни и загоны. Вот молния ударила в огромный дуб и расщепила его на несколько горящих частей, но ливень тут же загасил их. Вот огромную сосну вывернуло с корнем и уронило на дом, что у леса. Земля пропиталась водой. Улицы походили на речные потоки, а грохот от грома был ужасен. Вот новый удар, и молния поразила дом на косогоре. Вспыхивает всё, что может гореть, но тут же огонь заливает ливень. Он не стихает. Вот под напором воды и ветра рухнула крыша ещё одной овчарни, подавив овец. Дома, что в овраге, вода уже скрыла, и те, кто в них жил и оказался дома, наверняка утонули.
Вологда напоминала преисподнюю без огня. Господь карал водой.
Ужас виденного поражал. Андрей стоял на колокольне, привязав себя к решётке, чувствовал, будто находится посреди реки. Казалось, этот день никогда не кончится.
Лишь под вечер ливень и ураган прекратились, и Андрей, отвязавшись от решётки, измождённый вернулся в дом купца Анохина, который, наверное, единственный почти не пострадал в этот день. Всем остальным досталось с лихвой. Всю ночь все церкви в городе служили всенощную и отпевали покойников. Беды было непочатый край.
Разлив рек давно сошёл, и в Чигирине турок ждали со дня на день.
Пятого июля прибыл казак Максим Науменко, посланный наказным гетманом, который с достоверностью сообщил, что крымский хан, собрав пятидесятитысячную армию, дошёл до Ингула и соединился с армией великого визиря. Восьмого июля к десяти часам утра показался небольшой передовой отряд турецкой армии; пробирался вдоль дороги от реки Ирклии к городу, надеясь застигнуть врасплох русские караулы. Но те, своевременно заметив турок, отступили ближе к городу, когда же к ним присоединился отряд добровольцев из Чигирина, бросились на турок, которые после слабого сопротивления отступили.
Около полудня более шести тысяч человек перешли реку Ирклию и начали разбивать свой лагерь. Это был двухтысячный передовой отряд турецкой армии и четыре тысячи молдаван со своим господарем. Вскоре показались и остальные части, которых становилось всё больше и больше. Лагерь заполнял весь горизонт.
Два перебежчика из сербов-христиан сообщили, что на другой день появится и сам великий визирь с главными силами и пушками, коих число называлось до двухсот орудий.
К середине следующего дня стошестидесятитысячная армия со всех сторон окружила Чигирин. Прибывший великий визирь Кара-Мустафа-паша первым делом направил ультиматум воеводе Ржевскому с требованием сдачи
Занятая турками местность простиралась от реки Ирклии вдоль Тясьмина, не доходя двухсот шагов до старого вала.
Под вечер несколько пеших отрядов вступили в стычки с казаками, вышедшими на узкую дорогу на старом валу. Когда после начавшейся стрельбы с обеих сторон отовсюду начало сходиться всё больше турок, казаки отступили. Но им на помощь пришёл генерал Гордон с восьмью сотнями солдат, и они атаковали. Тогда подоспели полторы тысячи янычар, и под давлением больших сил турок Гордон с казаками отступил к городскому валу. Янычары хотели идти дальше, но двойной залп картечи их остановил. Турки привезли с собой вязанки соломы и травы и мешки, набитые шерстью, под прикрытием приблизились на расстояние восьмидесяти сажен от рва, тотчас же начали окапываться. Под утро они уже устроили на холме две батареи по семь пушек.
Десятого июля в турецкий лагерь прибыл гетман Юраська Хмельницкий с двумя сотнями казаков. Более он пока набрать не смог. Одной сотней командовал полковник Евстафий Гоголь, другой — есаул Тарас Сычь, а более при нём и старшины не было.
На военном совете в Чигирине решено было сделать вылазку из города и крепости. Четыре тысячи сто человек атаковали турок с двух сторон, те не ожидали такой прыти и отступили на холм. А солдаты тем временем засыпали две ближние траншеи и отошли в город.
В ночь на одиннадцатое турки поставили ещё три батареи, они усиленно стреляли весь день, пустив более тысячи ядер и бомб, и сделали несколько проломов в ограждениях. С наступлением темноты, по приказу Ржевского, их заделали. В этот день в Чигирине было убито восемнадцать солдат и пять казаков и ранено двадцать пять человек. Защитники не могли похвастаться такими успехами.
В ночь на двенадцатое турки значительно продвинулись со своими траншеями, а против Крымских ворот установили две батареи по три пушки.
Ржевский наорал на Животовского, и в три часа вечера четверо основных военачальников Чигирина произвели вылазку из разных мест, лично возглавив три тысячи двести сорок человек. Они дошли под шквальным огнём до траншеи, вогнали в них турок и нанесли противнику сильное поражение. Захвачено было даже два знамени. Видя это, Мустафа-паша бросил на русских янычар, находившихся возле холма, завязавших резню. Русские поспешно отступили, неся потери. Но потери турок были ни с чем не сравнимы. Они на двое суток сковали турок. Ничего, кроме бешеного обстрела пушками, они не предпринимали. Ядра сыпались как град, тут и там возникали в городе пожары.
В ночь на пятнадцатое накал борьбы достиг высшей точки. Животовский и Гордон выводили в вылазки до десяти тысяч воинов. Один раз даже Ржевский вывел стрельцов в атаку. Утром трупы покрывали всё пространство от турецкого лагеря до Чигирина. Кара-Мустафа-паша ожидал сопротивления, но не такого. За неделю он потерял больше, чем за всю предыдущую кампанию. Озлобленный, он приказал, чтобы пушки не прекращали огонь ни днём, ни ночью. В ставку султана в Ясах был направлен гонец с просьбой о присылке порохового зелья. Так продолжалось ещё десять дней, однако непрерывный обстрел, сотни ядер и бомб, обрушенные на крепость, ничего не решили. Великий визирь начинал нервничать, время уходило. Дожди могли прийти и в сентябре, а русская армия — со дня на день.