Несчастный случай с профессором Баллой
Шрифт:
Профессор Балла еще не приходил, а Шомоди с двумя молодыми коллегами готовил опыт. Сакач не захотел им мешать. Он решил подождать в холле, где завел беседу со стариком-курьером, который слонялся без дела.
— «Кошут»? — Лицо старика прояснилось. — Спасибо, я тоже курю «Кошут». От сигарет с фильтром никакого удовольствия не получаешь. — Он зажег спичку, дал прикурить Сакачу и прислонился к стене. — Молодежь курит «Фэчке», говорят, с фильтром здоровее. — Он рассмеялся. — И господин профессор, видно, помолодеть хочет. После того как вернулся из Швеции, все
— Что вы, дядюшка Янош, я ведь тогда еще под стол пешком ходил! — Сакач внимательно посмотрел на курьера. — Уж не боится ли ваш профессор рака легких?
— Кто его знает, может, и боится. Все равно, не к лицу привычки менять, когда ты в летах, я так полагаю.
Старик выпрямился, прислушался.
— Идет наконец! Никогда теперь лифтом не пользуется, а ведь в его годы одолеть четыре этажа…
— Господин профессор занимается спортом? — спросил Сакач.
— Простите, не знаю. Пойду скажу господину адъюнкту…
Балла вошел в холл, бросил быстрый взгляд на Сакача и захлопнул за собой дверь кабинета. Несмотря на краткость встречи, полицейский инспектор успел его разглядеть. Это был пожилой сухопарый мужчина с серыми глазами и тусклыми светлыми волосами — в молодости они, вероятно, были темнее. Так незаметно обычно седеют блондины. Сакачу бросилось в глаза, что руки и ноги профессора словно бы с трудом повинуются воле, но некоторая замедленность движений компенсировалась суетливыми рывками.
Появился Шомоди.
— Давно ждешь? — спросил он, направляясь к другу. — Почему не вызвал меня?
— Заболтался с вашим курьером, дядюшкой Яношем. Видел и твоего профессора. Не слишком-то он приветлив.
— Посмотрел на тебя как на пустое место, да? Не любит посторонних. Конечно, если я скажу, что ты и есть тот самый человек, который был инициатором опытов с гилофорезом…
— Инициатором был не я, а Вильмош Гатц. Но неважно. Главное, дядюшка Янош тоже…
— Странные вы все-таки люди, Имрэ, — перебил его Шомоди. — Если вам требуется выяснить обстоятельства убийства короля, едете на другой конец света, в самый отдаленный уголок страны и начинаете допрашивать ни в чем не повинного конторщика налогового управления, который не имеет никакого отношения к делу.
— Что-то ты больно весел, — сказал Сакач.
Шомоди рассмеялся.
— Вот уже несколько дней, как старик стал человеком. Кажется, снова мне доверяет. Сказал, что намерен взять отпуск на недельку — врач рекомендовал ему грязевые ванны, а работу останавливать нельзя. Я должен ее продолжать, пока он не вернется. Он и записи свои мне передал. Кажется, я ошибался, а может, преувеличивал… Старик успел сделать страшно много, он показал мне три варианта теории гравитонов! Словом…
— Словом, он понял, что без тебя дело не пойдет.
— Какое дело?
— То самое, каким вы заняты. Он вынужден признать, что ты ему необходим.
— Что ты
— Ничего особенного. Я имею в виду очень простой и по-человечески объяснимый факт: после того, что с ним произошло, он боится, как бы его не упрекнули в умственной неполноценности. У него ведь было сотрясение мозга?
— У него был перелом основания черепа.
— Неважно. Он хочет тебе доказать, что умственно бодр, свеж и способен творить не только в знакомой ему области, но и в той, которой занимался Краммер. Думаю, некоторое время спустя, если вы добьетесь успеха с гравитонами, он снова вернется к прежней работе.
Шомоди пожал плечами.
— Твои слова до некоторой степени успокаивают. Не понимаю только, зачем ему понадобилось переселяться в кабинет Краммера?
— Значит, этот кабинет раньше принадлежал Краммеру?
— А ты откуда знаешь? Ты же не разговаривал с Баллой. Дядюшка Янош сказал?
— Винты на табличке с фамилией, что висит на двери, совсем новые, да и сама табличка поменьше прежней. На двери ясно видны старые следы.
Не успел Сакач кончить фразу, как дверь кабинета с грохотом распахнулась. На пороге стоял профессор Балла, держась за дверной косяк, и кричал;
— Янош! Янош! Куда он запропастился?
— Доброе утро, господин профессор!
— Здравствуйте, коллега. Прошу вас, скажите Яношу, что я уже раз сто ему твердил, пусть не жалеет угля. Я хочу, чтобы у меня в кабинете было тепло. Тут окоченеть можно.
Неожиданно он заметил в холле постороннего и умолк. Шомоди сделал шаг вперед.
— Господин профессор, разрешите представить вам моего школьного товарища. Это он два года назад расследовал дело Гатца.
Глаза профессора блеснули, он улыбнулся и дружески пожал Сакачу руку.
— Рад познакомиться, прошу вас, заходите! — Он пропустил гостя вперед и добродушно добавил: — Уж не появилось ли на горизонте новое таинственное преступление? С развитием техники органы уголовного розыска все чаще прибегают к помощи ученых, все меньше места оставляют так называемой интуиции. Не правда ли, господин капитан?
Сакач огляделся. Кабинет Баллы был набит книгами и журналами. Возле полуоткрытого окна углом стоял огромный письменный стол. Одну стену сплошь занимал встроенный стеллаж, напротив стоял круглый столик с удобными креслами. Угол у двери занимала зеленая изразцовая печь, служившая источником пререканий профессора и дядюшки Яноша.
Балла сел за письменный стол и выжидающе посмотрел на Сакача.
— Я все еще старший лейтенант, господин профессор, — с улыбкой сказал Сакач и опустился в кресло. — У нас не так-то легко получить очередное звание. А что касается научных методов и интуиции, не думаю, чтобы развитие техники кардинально повлияло на методику криминалиста. Я вообще-то избегаю слово «интуиция». Правильнее сказать — ощущение, догадка. Мне трудно объяснить, но иногда, особенно в тех случаях, когда расследование застывает на мертвой точке, у меня возникает смутная догадка, и в большинстве случаев она подтверждается.