Несчастья невских берегов. Из истории петербургских наводнений
Шрифт:
Об этом же наводнении говорится в заключительной части трилогии «Радищев» О.Д. Форш: «Нева кинулась из берегов, затопила все части города, кроме высоко лежащих Выборгской и Литейной… Мимо Зимнего дворца через каменную мостовую переплыл купеческий корабль, другой корабль, из Любека, груженный яблоками, занесло на десять саженей в лес, на Васильевский остров. Теми яблоками угощали всех, кто случился, задаром. Неустанно работали по случаю наводнения вновь учрежденные сигналы из подзорного дома для Коломны, а с Галерной гавани не переставая палили пушки для Васильевского острова. Барабанщики били в барабаны» [110]. Писательница заимствовала исторические факты и свидетельства очевидцев первого потопа в
В начале XIX в. восторженное отношение к Петербургу постепенно уходит. Но и время отрицательного восприятия молодой столицы еще не наступило. Скорее общее восхищение сменилось личностными симпатиями к городу, который воспринимается как источник вдохновения и духовный объект. Такие настроения выражены в произведениях К.Н. Батюшкова, П.А. Вяземского, Е.А. Баратынского. Упоминания о наводнениях не встречаются. Но в 1820-е гг. будущие декабристы высказывают явное недовольство Петербургом. А вскоре и А.С. Пушкин отметит его двойственность – «пышный», но и «бедный, дух неволи», и особенности его погоды – «Свод небес зелено-бледный… холод…».
Вершиной поэтического описания города, непревзойденным шедевром, навсегда прославившим Петербург, стала поэма Пушкина «Медный всадник». Ее многоплановость, глубокий философский и социальный смысл отмечены всеми исследователями литературы. Но в ней есть и тонкие наблюдения за природными явлениями, удивительное, близкое к современному, понимание их причин и развития. Не существует, на наш взгляд, более художественной и вместе с тем точной, краткой, простой, наглядной, глубоко научной по существу картины стихийного гидрометеорологического бедствия.[111]
После вступления – гимна нашему городу – начальные строки первой части «Медного всадника» дают климатический фон надвигающегося наводнения:
Над омраченным Петроградом Дышал ноябрь осенним хладом.Затем показаны стадии развития явления. Еще Н.П. Анциферов отметил: «Наводнение дано в трех моментах.
…Нева всю ночь Рвалася к морю против бури… Нева вздувалась и ревела, Котлом клокоча и клубясь, И вдруг, как зверь остервенясь, На город кинулась.Далее дан город во власти затопившей его реки:
Стояли стогны озерами, И в них широкими реками Вливались улицы…Торжество стихийных сил длилось недолго:
Утра луч… …не нашел уже следов Беды вчерашней…»«Три момента» развития стихийного бедствия в поэме, на которые обратил внимание Анциферов – отдадим ему должное, есть не что иное, как три стадии развития циклона и наводнения в современном научном представлении. Пушкин показал их подробно и точно, проникнув в самую суть явления. Вот первая стадия, примерно за двенадцать часов до пика наводнения (в случае наводнения 1824 г. – 6 ноября вечером:)
Уж было поздно и темно; Сердито бился дождь в окно, И ветер дул, печально воя. …погода НеЧерез шесть– девять часов после такого состояния, когда циклон достиг стадии полного развития, подъем воды продолжался, вызывая интерес у неискушенной публики, не предупрежденной об опасности:
Поутру над ее брегами Теснился кучами народ, Любуясь брызгами, горами И пеной разъяренных вод.Особенно усиливается ветер и резко возрастает вода за два– три часа до пика:
Погода пуще свирепела, Нева вздувалась и ревела, …И вдруг, как зверь остервенясь, На город кинулась. <…> И всплыл Петрополь…Это – апогей стихии. Циклон уходит, ветер меняет направление, уровень воды быстро понижается:
Нева обратно повлеклась… Вода сбыла, и мостовая Открылась… Утра луч… Блеснул над тихою столицей И не нашел уже следов Беды вчерашней…Бедствие длилось немного более суток. Поэт соблюдает точность, хотя, приступая к описанию, восклицает: «Ужасный день!» Пушкин отметил самое главное в явлении, выделил основные черты из хаоса чрезвычайного события, отбросил второстепенные детали, которыми изобиловали впечатления множества очевидцев и комментаторов наводнения. Напомним, что он не был свидетелем события, пребывая в Михайловской ссылке: «…теперь в глуши / Безмолвно жизнь моя несется». В действительности же жизнь поэта проходила, судя по всему, в неустанном труде, в том числе в изучении материалов, касающихся наводнения.
Предисловие к «Медному всаднику» представляет собой, в сущности, научную ссылку: «Подробности наводнения заимствованы из тогдашних журналов. Любопытные могут справиться с известием, составленным В.Н. Берхом». Указанный автор до сих пор считается авторитетным историком.
Так на примере пушкинской поэмы мы убеждаемся, что подлинно художественное произведение всегда находится в согласии с наукой, в данном случае – гидрометеорологией.
Во второй половине XIX в. стали изменяться представления о Петербурге. Из литературы постепенно уходил прежний гармонический образ города со светлыми и печальными чертами, существовавший в пушкинское время. Петербург превращался, по выражению Н.П. Анциферова, в «тусклый, больной, скучный город казарм, слякоти и туманов».[112]
Мрачный облик северной столицы всячески подчеркивался Н.А. Некрасовым и Ф.М. Достоевским, уже весьма известными в то время. Некрасовские стихи «О погоде» (1858) начинаются строками:
Слава Богу, стрелять перестали! Ни минуты мы нынче не спали… Ночью пушечный гром грохотал, — Не до сна! Вся столица молилась. Чтоб Нева в берега воротилась, И минула большая беда — Понемногу сбывает вода. Начинается день безобразный — Мутный, ветреный, темный и грязный.