Неси меня, мой эльф, в свои леса
Шрифт:
– В какой комнате девушка?
– В конце коридора направо.
Я постучалась в дверь. Через мгновение открыл Оливер. Без лишних церемоний я зашла внутрь.
– Где она?
– Что вам опять от неё надо? – пренебрежительно спросил Оливер.
– Ты переодел её? – спросила я, заметив девушку, спящую на кровати.
– Почти.
– Как почти? – удивилась я и залезла рукой под одеяло, – снимай с неё всё! Быстро! – скомандовала я, убегая в ванную, чтобы наполнить
– В смысле снимать всё? – растерялся Оливер, – она спит, даже не дрожит.
– У неё сил для дрожания нет, – прибежала обратно, скидывая с девушки покрывало, – она ледяная! За счёт чего она согреется?! – ругалась я, стягивая с девушки платье, – да помоги ты уже, не стой как истукан.
Оливер приподнял Изабель, и мы освободили её от оставшихся мокрых вещей.
– Неси в ванную, – командовала я.
– Вода холодная, – удивился тот.
– Для тебя, возможно, для неё – самое то. Давай опускай. Держи, чтоб не захлебнулась.
Я сидела молча около Изабель, измеряя её пульс и трогая ноги.
– Ваше Высочество, – постучался Хосе, спустя минут десять, – я принёс чай.
– Зайди и закрой за собой дверь, – быстро сказала я.
– Мне пройти? – спросил Хосе, ставя чай.
– Да, – ответила я.
– Нет! – возмутился Оливер, – она же голая, – шепнул он. – Зачем нам здесь официант?
Хосе встал в дверях ванной комнаты, не зная, что делать.
– Это Хосе. Он не официант, не бармен и не местная прислуга. Он – моя правая рука, – медленно и членораздельно старалась объяснить я, – и она не в его вкусе. Так Хосе?
– Всё верно сказали, Ваше Высочество.
Я добавила воды теплее, измерила пульс, девушка стала подавать признаки жизни, что-то бормоча.
– Хосе, остаёшься за главного. Знаешь, что делать?
– Добавляем постепенно тёплой воды, доводим до сорока градусов, – перечислял он, как будто на экзамене, – не выше. И потом достаём тело из воды.
– Я надеюсь, всё же не тело вы достанете, – улыбнулась я.
– В смысле? – встрял перепуганный Оливер.
– Девушку достаём, – смущённо поправил себя Хосе, – вытираем насухо и кладём её на кровать под два одеяла вместе с месье Оливером, чтобы тот своим теплом грел её до утра.
– В смысле? – опять донеслось от Оливера, который уже еле держал Изабель.
– Ваше Высочество, вы сказали, что вам нравятся такие, как он, – кивнул он на Оливера, – но он, похоже, тормозит.
– Ох, Хосе, – вздохнула я, – тупеют все до единого, когда дело касается чувств. Подмени его.
Я ещё раз измерила пульс, добавила тёплой воды.
– Про чай не забудь, когда придёт в себя, – уходя, сказала я.
– Понял, – кивнул Хосе.
– У меня ещё один пациент, – вздохнула я, – Оливер, закрой за мной, нечего всем знать, что тут происходит.
Взяв второй чайник,
– Могу войти? – постучала я в ванную.
– Дай мне пару минут, – ответил Луи.
Я встала у зеркала и, смотря на своё отражение, мысленно говорила себе:
«Ты сегодня это сделаешь… Отступать больше некуда… как бы тебе ни хотелось… Спрячь свои чувства в самый дальний ящик самой тёмной комнаты, а ключ выбрось в океан…»
Я вошла, не спрашивая больше разрешения. Луи вздрогнул от неожиданности.
– Я же просил пару минут, – возмутился он.
– Ты наполовину одет, – ответила я, не глядя в его сторону, – садись и пей чай, пока он горячий, – поставила заварник у зеркала в ванной и придвинула табурет.
– Как прикажет госпожа, – ёрничал Луи.
Я взяла из его рук полотенце и вытерла насухо волосы и спину. Потом провела по ней рукой, она была ещё прохладная. Из спальни принесла табурет для себя, пинцет и плед, накрыв им мужа.
– Может, ты всегда будешь помогать мне мыться? – спросил Луи, и лёгкая ухмылка пробежала по его лицу.
– Нет, – односложно ответила я, садясь рядом, – давай руку.
Я впервые её увидела, кровь уже не сочилась, но в ладонь глубоко вонзились несколько осколков. Луи сидел ко мне лицом, одна его рука была за моей спиной, а вторая лежала на моих коленях.
– Будет больно, – повернув голову, сказала я, – не дёргайся, чтоб ещё больше не распахать ладонь, и, наверное, лучше не смотри.
– Это несложно, – ответил он, глядя на меня в упор, – у меня тут лучше вид.
Я начала пинцетом доставать мелкие осколочки, его рука непроизвольно дёргалась от резкой боли, и по дыханию было понятно, когда было особенно неприятно.
– Больно? – Повернулась я к нему.
Глаза Луи бегали по моему лицу.
– Нет.
На его лбу появилась испарина, я провела по нему рукой.
– Жарко? Это хорошо.
– Боже, почему ты испытываешь меня ей? – Луи наклонил голову в сторону моей руки.
– Значит, есть за что, – улыбнулась я, – последний, самый большой остался.
Я быстро выдернула осколок, Луи прижался ко мне так, что я ощутила жар дыхания на своей щеке.
– Просто очень больно было, – прошептал он.
Кровь стекала с ладони, я зажала её полотенцем, а потом заживила рану.
– Всё готово, – освобождаясь от него, сказала я, – вымой руку.
Я встала, отмывая его кровь на своих руках и коленях. Взглянула в зеркало:
«Что ты делаешь? Сама отталкиваешь его. Мы же договорились».
Он слегка прижался сзади и тоже поставил руку под струю воды.
– Ой-ёй, – чуть вскрикнул Луи, – кажется, не все осколки достала.
– Не может быть, – я взяла его руку, – где колит? – Я водила пальцами по его ладони, – здесь?