НеСказка. Никто. Нигде. Никогда
Шрифт:
– Мать честная, как одному домоводу то все проделать? – обращаться уж начал дед было в дым, но Солнцеликий прыгнул и пригвоздил его ором:
– Вспомни, кто ты такой и зачем разбужен? Что суждено тебе было, до сей поры, отвечай? – Рыжий рычал, обличая правду.
Хатник вздохнул, улыбнулся, бороду отряхнул неспешно и испарился под крышей дома.
– Луна, ты все слышала! – Игорь вышел на задний двор и исчез под землей.
Утром затвор в замочной скважине провернулся: то вернулся Джей вместе с зодчим. Муж – строитель детину
– Так, вышло, нашел сего кота красивого заблудившимся у себя на участке усадьбы.
Так вот хитростью дымчатый и причастил частного мастера к ремонту хаты за три дня и ночи. И пока кирпичи выкладывали на лицевую часть дома, хатник старый с нежитью новой за территорию спорил. То в дурака – на щелбаны играл. То в прятки. Из дымохода гонял второго такого. После пятого грохота с чердака стало тихо и ясно: наша взяла. В заключение, едва зодчий грибок устранил – так простыл след серой тучи морока.
Только ходит Джей все сам не свой. Такой же печальный и хмурый. Игорь следит за ним, глаз не спускает. Асаны разные принимает для гибкости мышц и бодрости духа.
Так лежит однажды в позе плуга, как глядит – надвигается снова гроза. А пред нею издалека запыхавшись мчится Барс Нежный. Шерсть бежевую из нитей шелка теряет. Видать что-то важное его подгоняет, коль не щадит красоты своей:
– С донесением к тебе, Солнцеликий, разреши обратиться! – простирается, оземь трясет усами.
– Что стряслось, не тяни! – пружины мышц главный Кот заряжает в обойму с готовностью выстрелить.
– Явился у дальних ворот сейчас гость. Я дюже бросился, думал паук. Какое там! Сам Вельзевул со скорой вестью: грядет беда. Мухи в зоне сей исчезают без следа и чести. Что одну, что полчищем в двести, отправлял он сюда проведать – ничерта. Тишина. Пустота.
– Что за страсти, сам Вельзевул! Ему то что дело до аномальной зоны? Разве что проворачивал здесь делишки свои… Ох уж эти короли. Как помочь, так мы гордые, а когда пропадают подданные…
– Что же делать, Отче?
– Нам – булаты точить. Тебе – относить Ваалу благодарность мою и низкий поклон за крылатый погост. Скорей и сам возвращайся на пост. Ожидаем ночи.
С предчувствием прочным битвы Рыжий спустился под землю за помощью.
К полуночи – девять котов с Игорем во главе – на исходных точках. Стерегутся дыры, пороги, щели, да окна с дверьми. Домовой со свитою – над людьми под крышей. В подземелье – кроты с ежами под эгидой ТинПу.
Все вокруг стихло. Черная тень размеров огромных помрачает свет от луны. Из-под полы выступает черный якорь с шипами. Чу, то не якорь, а лапа! Вот вторая, уж третья, четвертая. Восемь, словно краны. И все разом вытягивают на поверхность… Голову женщины. Волосы-то длинные черные, тело – центнер рыхлого месива под жесткой шерстью. Явилась в эпицентре Она:
Черная вдова, колдунья, кого и боялась молва. Зрачки акулы заместо глаз с белками. Ядовитые жала клыков змеиных торчат из пасти
Подбирается к Джею вдова все ближе. Но тот спит. Не слышит, как смерть над ним нависает. Испускает Поганая нитей сеть. Паутина её, ведь прочнее стальных канатов из-за токсичных ядов для нервной системы.
– Спи, – приговаривает паучиха, да лихо заворачивает одурманенного в кокон. – Вот и нашел ты покой, – нависает, клыки разверзает навстречу артерии.
– Умри в пустоте, ату их всех, братья, – бросается Игорь на голову идолища.
Пищит поганая, сопротивляется дружине Солнца.
Барс Нежный распарывает кокон, бросается ей в горло. Домовой стелит дым, прикрывая всем спины. Оракул вместе с Химерой рассекают ей брюхо напополам. Кроты с ежами пищат, укрощают сноп змей с пауками. Пир обещает быть пышным, запасов-то на год вышло.
Труп паучихи сбросили тут же в чистилище под выгребной ямой. Сеть ядовитая истлевает, на теле Джея исчезает. Оставляет лишь нити кошмарного сна за собой. Солнцеликий укладывается над его головой, лапой касаясь незримого ока:
– Живи, Джей, живи…
Под утро герои кошачьего племени прикорнули…
Через несколько недель возвернулась с дороги дальней посланница – Пессимея. Рыжий Кот её принимает радушно, будто прошло три сотни лет. Пустое темя несет с собой странную весть.
– Вот что передали тебе, Солнцеликий. Когда время наступит, явится к нему и мышь. А пока нужно ждать. Доколе – неизвестно. Но золотое напыление на Яйце его все плотнее. Дело теперь за тобой.
Поклонился Кот сестре пестрой в лапы, та ответила, да с порога – скрылась по домашним заботам.
– Ну, что ж. Пора звать Одиссея.
А Химера в то время вернулась беременная на последнем месяце. И в тени развесистой яблони ждала потомства. Час настал, объяли схватки мамашу, поспешал к ней и Джей. С юности был он акушером всего племени:
– Ну, ну, милая, тужься, дыши.
Вот уж вперед показалась головка крупная. Да золотая со спутником месяца на высоком челе. Первый – самый большой. А за ним вдруг полезли… Мать честная! Циклопы! Все, как один. Никто не выжил средь них.
– Раз ты Первый, то Одином нареку тебя. Как верховный Бог скандинавский. И раз уж один остался, то Единый.
Как произнес сие, Химера слезу пустила, на сына взглянула, да Дух испустила. Миссия завершена. Пригорюнился Джей, прижал Единого к груди своей со шрамом и заплакал.
– Джей, послушай, – Рыжий сел рядом и лапу брату положил на плечо.
– Твою мать, говорящий Кот! – испугался Джей, закричал, чуть было не выронил Единого Одного.
– Не ори, а послушай! Ну же, сядь, успокойся! Взгляни мне в глаза.