Несколько бесполезных соображений

Кармиггелт Симон

— Что ты имеешь в виду?

— Я никогда не знаю, о чем ты думаешь, — пояснила она.

— Что же в этом плохого? — спросил я. — Большинство женщин с таким же стажем семейной жизни жалуются как раз на однообразие, на то, что видят своих мужей насквозь. Они всегда знают, о чем он думает, что скажет, что сделает, чего не сделает, — даже самим тошно. А вот ты наоборот.

— Про тебя я ничего подобного не знаю, и это меня беспокоит, — ответила она.

— Ну например'?

— Пожалуйста. Чаще всего мы ложимся спать около двенадцати. И начинаем читать. Ты свою книжку, я — свою. Так продолжается уже много лет. Но я понятия не имею, когда ты начитаешься и захочешь

спать. По тебе не угадаешь. Иногда я думаю: «Ах, как бы я сейчас поспала…»

— В таком случае, — сказал я, — должен тебе сообщить, что частенько подумываю о том же. Но, глядя, как ты увлеклась своей книжкой, говорю себе: «Что ж, почитаем еще».

— Почему же ты мне ничего не говорил? — воскликнула она.

— Могу задать тебе тот же вопрос.

— Да, но я думала: «Он хочет еще почитать…»

— К сожалению, у меня абсолютно невыразительная мимика, — сказал я. — В театральное училище меня бы не приняли. Поэтому тебе следовало просто открыть рот и ясно сказать, чего ты хочешь, тогда бы ты сразу заметила, что во мне нет ничего загадочного и что я…

Зазвонил телефон. Я как раз сидел рядом с ним и поэтому снял трубку и назвал свое имя. Звонкий, радостный женский голос сказал:

— О, менеер, как хорошо, что я застала вас. Знаете ли вы, что у меня есть все ваши сочинения? Все до одного!

— Такое внимание мне очень лестно, — ответил я. — Ведь я выпустил около тридцати пяти книг.

Она засмеялась и сказала:

— А сейчас я хотела спросить у вас…

Последовало краткое молчание. Я ждал вопроса. И наконец услышал:

— У вас есть мясо для супа?

— Что-что? Мясо для супа?

— Да, мясо для супа. Один фунт, — сказала она.

Моя жена с изумлением взглянула на меня и спросила:

— В чем дело?

Я прикрыл трубку ладонью и прошептал:

— Не знаю.

— Алло, менеер, — продолжала женщина. — Извините, пожалуйста, за мясо для супа. Дело в том, видите ли, что мой муж внезапно вошел в комнату. Он принимал ванну, а сейчас прошел в спальню, где у нас весы. Он сбавляет вес. И довольно успешно. Уже сбросил девять килограммов.

— Девять килограммов! — воскликнул я не без уважения.

В глазах моей жены мелькнул страх.

— Видите ли, на следующей неделе ему исполнится пятьдесят, — продолжала дама. — И я хочу сделать ему сюрприз. Настоящий сюрприз. Он не знает, что я звоню вам, потому я и заговорила с вами как с мясником. Я купила вашу последнюю книгу тайком от него, и мне очень хотелось бы, чтобы вы написали на ней «сердечно поздравляю» и поставили ваш автограф. И… и еще мне хотелось бы два полуфунтовых бифштекса из филейной части. А хороший фарш у вас есть?

— О да, мефрау, у меня есть прекрасный фарш! — воскликнул я.

— Вы хороший мясник, — сказала она. — Ну вот, он опять вышел из комнаты. Я живу совсем недалеко, по соседству с вами, и опущу книгу утром в ваш почтовый ящик, а вы, если можно, перешлите ее обратно с «сердечным поздравлением» и вашим автографом.

— Мефрау, я выполню ваш заказ. — Я повесил трубку.

— Девять килограммов мяса для супа, — сказала моя жена: — и еще фарш? Тебя все еще удивляет, что я не вполне понимаю, что ты за человек?

Но я же ей только что объяснял!

Голос

На Центральном вокзале, в кафе самообслуживания, где я пил из кофейной чашечки коричневую бурду, за соседний столик уселись две дамы с подносами, уставленными множеством всяких блюд. Обе были средних лет и таких внушительных объемов, что лишние сто граммов не играли уже особой роли.

Одна

из них сказала:

— Я все-таки не понимаю, Мис, как ты можешь с этим мириться.

— А!.. Мне-то что? — ответила Мис. — Ей уже двадцать.

— Но это же не мужчина, а ничтожество! — воскликнула первая дама. — Обманщик он, в два счета обведет вокруг пальца. И глаза у него как у жулика. Не понимаю, что она в нем нашла.

Мис принялась за суп.

— Я тоже не понимаю, — сказала она.

— Так что же ты? — воскликнула подруга.

— А ничего! Пусть сама разбирается. Как все.

Она опять вернулась к своему супу. Похоже, он был вкусней моего кофе. Ее подруга тоже начала есть. Немного погодя Мис сказала:

— Ну какое я имею право вмешиваться? Мне в ту пору было не двадцать, а уже двадцать два, и, судя по фотографиям, я, право же, была интересной девушкой. Я любила читать — романы, конечно, про любовь, прямо зачитывалась. Корнелия Ноордвал, старинная писательница, но знаешь, как было интересно. Каждую неделю я брала в библиотеке несколько книг. Другим постоянным читателем был мужчина лет тридцати, небольшого роста, не то чтобы некрасивый, нет, просто не в моем вкусе. Он всегда приходил с белой собачкой, вроде фокстерьера, и все время на меня посматривал, но я и внимания не обращала. Тогда на меня многие заглядывались. Как-то раз произошло недоразумение. Мне дали две книги по военному делу, которых я, конечно, не заказывала. А он подходит ко мне и говорит: «Юфрау, я, кажется, взял ваши книги, а вы мои». Тут все и решилось. Дорогая моя, у него оказался такой голос, что у меня по всему телу забегали сладкие мурашки. И я погибла. Однажды моя мать увидала нас вдвоем на улице. «Что ты в нем нашла, не понимаю», — сказала она.

С супом было покончено, и она нацепила на вилку картофелину.

— И он своего добился? — спросила приятельница.

— Еще бы! — воскликнула Мис. — Он жил в меблированной комнате на Первой улице ван дер Хелста. Снимал ее у одной старой девы, которая смотрела на мои визиты сквозь пальцы. Да, он своего добился. Главную, роковую роль сыграл, конечно, его голос. В особенности когда мы разговаривали в постели… Я обо всем забывала, только бы слушать его. А он рассказывал о своем житье-бытье. Происходил он из богатой семьи, и его родители жили в своем замке около Маастрихта. Они любили его, но не выносили собак. Раз в месяц он ездил к ним на уикенд, а я в эти дни присматривала за Чернушкой — так он назвал свою собачонку, потому что она была белая. Утром в день отъезда, в субботу, мы приходили сюда, на Центральный вокзал, втроем — он, я и Чернушка — ив зале ожидания нежно прощались. Он не хотел, чтобы я провожала его до вагона. «Мне было бы невыносимо тяжело видеть, что ты остаешься, а я уезжаю», — говорил он.

Как трогательно, — с полным ртом заметила приятельница.

— Еще бы не трогательно! — воскликнула Мис с ироническим смешком. — Однажды днем, как мы и договаривались, я позвонила у дома на Первой улице ван дер Хелста. Старая дева сказала, что он съехал, а куда- неизвестно. Веришь ли, дорогая, для меня это был гром среди ясного неба. Я сразу заревела. Старушка увела меня в свою комнату, и мы проговорили там, наверно, целый час. О нем. Родители в замке? Его мать умерла, а отец работает слесарем-водопроводчиком. Маастрихт? Верно. Только там у моего возлюбленного жила подруга. Он часто ездил к ней, но раз в месяц она приезжала к нему в Амстердам, чтобы поваляться с ним в постели те три дня, когда я прогуливала его собачку. Он встречал свою подругу здесь, на Центральном вокзале. Поэтому-то и запрещал мне провожать его до вагона…