Несколько зеленых листьев
Шрифт:
По улице медленно ехала машина, водитель напряженно смотрел по сторонам, остановился, вылез и направился к дому Эммы.
— Эмма!
— Грэм… — Эмма, прислонившись к калитке, протянула руку, тут же возник вопрос, где припарковать машину, и она сначала была слишком занята, предлагая различные варианты решения этой проблемы, чтобы заметить, что он приехал один.
— А где же твоя жена? — спросила она, когда они вошли в дом.
— Я, как видишь, явился один. По-моему, так лучше.
— Лучше? — В этом слове ей почудилось нечто зловещее. Чем это может быть лучше? Она провела Грэма в гостиную, разлила по стаканам шерри.
— Ну что ж, за тебя, — сказала она с наигранной веселостью. Она собралась с силами для этой встречи и сейчас испытывала некоторую расслабленность. — Я увидела тебя в воскресенье вечером, ты участвовал в дискуссии, и я сразу решила написать тебе письмо. Я подумала, что если ты окажешься где-то поблизости, будешь проезжать мимо — люди часто бывают в Оксфорде или рядом, и, по правде говоря, это не так уж далеко от Лондона — мимо нас много ездят…
Она чувствовала, что несет чепуху, ибо теперь, когда Грэм на самом деле был здесь — материализовался, так сказать, — стало ясно, что разговор с ним будет не из легких. Даже упоминание о прежних временах в Лондонском экономическом училище не прояснило атмосферы. Ей никогда раньше не доводилось испытывать нелепую неловкость от встречи с человеком, которого когда-то любила, а теперь совсем выкинула из памяти.
— Так, так, — не совсем к месту вставил Грэм, откидываясь на спинку кресла. Его следующий вопрос был немногим лучше. — Что же все-таки заставило тебя написать мне? — спросил он.
— Порыв, — ответила Эмма. — Я включилась в дискуссию уже на середине и очень удивилась, увидев тебя, — понимаешь, когда видишь на экране человека, которого знала когда-то, это вызывает…
— Особое чувство? — не без самодовольства подсказал он.
Эмма наполнила снова его стакан и добавила буквально каплю в свой. Они сидели, разглядывая друг друга. Он все еще красивый, думала Эмма, только чуть растолстел, а темные густые волосы носит длиннее, чем когда она виделась с ним в последний раз. Она, думал Грэм, похудела еще больше, чем ему помнилось, а он не любил костлявых женщин. И одевалась она в те дни куда более привлекательно. Сейчас на ней была темно-коричневая юбка явно не модной длины, хотя он не мог определить, чем именно эта юбка ему не нравилась. А тесно облегающий маленький синий свитер делал особенно очевидным то, что жалкие бутоны ее грудей — он усмехнулся про себя за эту фразу — следовало бы либо раскрыть, либо припрятать подальше. Это была перевалившая за тридцать не слишком привлекательная женщина, с которой у него когда-то был недолгий роман — не более того, — и она написала ему, явно ища встречи. Что заставило его откликнуться, когда он чувствовал, что его здесь и не накормят как следует? В доме не было никаких признаков еды да и не пахло съедобным.
— Я решила устроить холодный ленч. Только пойду подогрею суп. Я накрыла в кухне — надеюсь, ты не возражаешь?
— Возражаешь? Конечно, нет! — Настроение Грэма явно улучшилось при виде стола возле окна в кухне, накрытого скатертью в красно-белую клетку, на котором уже были ваза с тюльпанами, несколько сортов сыра, длинный французский батон и бутылка вина. Затем он заметил, что стол накрыт на троих. Эмма, конечно, и понятия не имела, как обстоят дела.
— Когда ты написала, — начал он, — я решил, что ты, наверное, слышала, хотя, очевидно, ты не могла слышать, если только…
— Слышала, что? — С ложкой в руках Эмма нагнулась над
— Что мы с Клодией разошлись, — ответил Грэм.
— Конечно, нет! Не слышала. — Эмма была в явном замешательстве. — Иначе я никогда бы не написала. — Хорошо бы вспомнить, что она написала, если бы у нее осталась копия! Но письма, сочиненные под влиянием момента, несдержанный поток одолевающих душу чувств, никогда не пишутся под копирку. — Очень жаль, — сказала она, не зная, подходит ли в данном случае слово «жаль».
— Жалеть не о чем, — отозвался Грэм, откусывая хлеб. — Быть может, событие это всего лишь временное, и теперь я, по крайней мере, смогу дописать свою книгу. Не возражаешь, если я расскажу тебе все?
Конечно, она не возражала, а если бы и возражала, то вряд ли сказала бы об этом. Но она была вознаграждена тем, что, несмотря на горькую историю, которую он поведал ей, ел он с большим аппетитом, а потом даже поздравил с превосходно сделанным холодцом.
— Ленч еще не готов? — несколько нетактично, как он тут же сообразил, спросил Том, но это было первое, что пришло ему в голову.
Увидев хлеб и сыр на столе у Бэрраклоу и блюдо с чем-то в руках у Эммы, он, естественно, ни о чем другом, кроме еды, и думать не мог.
— Дело не в том, готов или не готов, — тон Дафны был мрачным, — а в том, что готовить нечего. У меня не было ни единой свободной минуты. Миссис Дайер ушла полчаса назад обедать, и мне пришлось самой все заканчивать.
— Может, не стоило делать так много за одно утро, — возразил Том. — Ты ходила к доктору, а потом принялась за уборку. — Лучше бы женщины работали поменьше, пожалели себя немного! — Меня устроил бы хлеб с сыром, — пробормотал он. Возможно, Бэрраклоу и поделились бы с ним своими запасами, но он хорошо знал, что заходить к прихожанам во время еды не полагается.
Он вернулся к себе в кабинет и вскоре настолько погрузился в Энтони `a Вуда, что когда Дафна через двадцать минут позвала его, он ее не услышал, из-за чего она еще больше разозлилась.
6
Не слишком удачно все получилось, думала Эмма, глядя вслед отъезжавшей от ее дома машине Грэма Петтифера, хотя угощение ему явно пришлось по душе. Уже у дверей он повернулся к ней, словно с намерением поцеловать ее на прощанье, но, по-видимому, передумал и отступил. Однако возможностью рассказать свою семейную историю, найдя в ней сочувствующую слушательницу, он воспользовался, и, вполне вероятно, это пошло им обоим на пользу.
Будь я романисткой, — размышляла Эмма, перемывая грязную посуду, — я могла бы использовать материал из его истории, а в социологическом обзоре современного брака, под каким заголовком его ни напечатай, все происшедшее предстанет как нечто банальное и прогнозируемое, нечто такое, что происходит постоянно и повсеместно. Интересно, вяло подумала она, суждено ли мне когда-нибудь еще его увидеть? В этом году он не едет в Африку, значит, будет вращаться в научном мире, работая над книгой, о которой упомянул. Вполне возможно, что он снова появится на экране либо в какой-нибудь дискуссии, либо в качестве «эксперта» по тому или иному разделу последних известий. Но на этот раз она уже не напишет…