Несколько зеленых листьев
Шрифт:
Том представил сестре Терри Скейта и рассказал про мавзолей.
— О, как чудесно, если кто-нибудь возьмет мавзолей под свою опеку, особенно теперь, в преддверии праздника цветов. — Дафна была в восторге.
— Праздник цветов? У вас в церкви? Не может быть!
Не слишком ли нахально держит себя Терри, подумал Том, но решил, что молодой человек простодушен, а потому и говорит, что думает.
— Тогда придется выкинуть все засохшие цветы, — усмехнулся Терри.
— Обязательно. Чья очередь убирать была на прошлой неделе? — спросил Том, стараясь, чтобы в его голосе звучала строгость.
— В третье
— Но… — заговорил было Том.
— Она в больнице. У нее был на прошлой неделе сердечный приступ. — Дафна вдруг расхохоталась. — Нечего удивляться, что цветы засохли.
— Понятно. Только я почему-то никогда не вижу миссис Брум в церкви.
— В церковь она не ходит, но в третье воскресенье каждого месяца всегда, с тех пор как мы переехали сюда, меняет цветы.
На это Том не нашел что ответить: по-видимому, он чего-то недопонимал в местных делах.
— Ваша церковь должна быть примером того, каким украшением служат цветы, — с надеждой на заказ заметил Терри.
— Но это могут быть цветы только из личных садов, — поспешил отозваться Том, боясь, что Терри рассчитывает на большой заказ. — В эту пору года у всех много цветов.
— Когда их принесут, — сказал Терри, — давайте я посмотрю. Можно отлично использовать крестоносца, жаль только, что у собачки отбита голова. Ничего, прикроем ее розами. — Он встал. — Спасибо за шерри, ректор. Должен признаться, что по утрам люблю сладкое шерри.
Том ничего не ответил. Во-первых, шерри было не сладкое, а полусухое, хотя и не испанское, а во-вторых, в бутылке, когда он в последний раз пил, было значительно больше. Неужели Дафна порой позволяет себе эту слабость, так сказать, возмещая тем самым отсутствие собаки? Он поймал себя на мысли о том, не пропало ли у него утро, но затем решил, что нет. Неисповедимы пути твои, господи, и нынче и в любую минуту, как мог бы выразиться кое-кто из его прихожан.
10
«Утренний кофе и широкая распродажа принесенных вами съедобных вещей в 10.30 во вторник в „Доме под тисом“. Вход 15 пенсов».
Вспомнив записку, которая была засунута в щель ее почтового ящика, Эмма подумала о том, было ли когда-либо проделано серьезное социологическое исследование такого интересного момента в жизни поселка. Утренний кофе состоялся в доме, принадлежавшем мисс Ли и мисс Гранди (рядом действительно росло тисовое дерево). И священник в высоком клерикальном воротнике на фотографии, стоявшей на крышке рояля, был каноник Гранди, отец мисс Гранди, одно время англиканский капеллан на Ривьере. Это Эмма успела выяснить, как только вошла в гостиную, но затем на нее нахлынуло такое количество впечатлений, что она поймала себя на том, что мысленно делает заметки, да еще под заголовками, словно на самом деле готовит трактат для научного общества.
В помощь чему проводится данное мероприятие? — был ее первый вопрос. В приглашении об этом не говорится, и поскольку никто не упомянул о каком-то определенном поводе, по-видимому, считается, что всем это известно. Возможно, в помощь старым людям (престарелым или пожилым, как угодно), или детям, или в помощь Лиге защиты кошек (вряд ли), а может, политической партии (консервативной
Вход. За пятнадцать пенсов, которые платят при входе (их опускают в керамическую миску на столике у дверей), вы получаете чашку кофе и печенье, а кусочек торта домашнего приготовления стоит еще десять пенсов. Мисс Ли и мисс Гранди подавали кофе с помощью нескольких дам, действующих по доброй воле (их было больше, чем следовало), в основном пожилых и седых. (Гораздо больше, чем нужно, чтобы подать чашку некрепкого кофе.)
Участники, то есть те, кто не занят подачей кофе, а) Мужчины. Ни одного, б) Женщины. Дафна Дэгнелл; Эвис Шрабсоул и ее мать Магдален Рейвен; старая мисс Ликериш (не совсем вписывается в данное общество, но может, утренний кофе устроен в защиту животных?); Тэмсин Бэрраклоу (тоже не вписывается; возможно, и она сочиняет какой-нибудь социологический обзор?); Кристабел Геллибранд (заглянула ненадолго, как бы удостоила своим королевским присутствием) и еще несколько незнакомых дам, вероятно, из соседних деревень.
Приносите и покупайте. Каждый принес что-нибудь съестное: в основном джем, маринады, пироги, печенье, все домашнего приготовления. Кто что принес, выяснить нельзя (заметила только, как мисс Ликериш ставила на стол банку печеных бобов). Приносили то, что приготовили сами, а покупали, что приготовили другие, — таким образом в поселке производился натуральный обмен, из которого некоторые выходили с определенной прибылью. Имели также место разного рода критические замечания, правда, без указания имен — например, кто принес мармелад, который переварили, поэтому он стал жидким? Тот, кто был в этом повинен, имел возможность избежать позора, купив мармелад обратно, и в общей суматохе такая уловка не замечалась. Кристабел Геллибранд, помимо обычного джема из слив с ревенем, принесла еще и горшочек айвового джема (с этикеткой «айвовое варенье»), Эмма быстро купила его, выгадав при этом, потому что сама принесла лишь полдюжины испеченных ею изделий из песочного теста.
Вещевая лотерея. По-видимому, это было самым привлекательным для присутствующих моментом. («Мы всегда устраиваем лотерею».) На крышке рояля вокруг фотографии каноника Гранди были разложены самые разные предметы (или «призы»): большой свежезамороженный торт, полочка для туалета сиренево-розовой раскраски, небольшой поднос, украшенный изображением озера Комо (или Маджоре), набор керамических кружек, чайное полотенце, расписанное «скотчтерьерами». Билеты (10 пенсов за три штуки) были распроданы заранее.
Все приготовились тянуть жребий, в комнате, как и следовало ожидать, воцарилась тишина, ибо наступил кульминационный момент, как вдруг неожиданно и эффектно с бутылкой вина в руках возник Адам Принс.
Эмма была уверена, что ни один мужчина не решится посетить распродажу, но тут же сообразила, что, конечно, могут быть исключения. Бывший англиканский священник вполне мог обладать достаточной для подобного случая отвагой, и Адам, который вообще легко чувствовал себя в дамском обществе, явно принадлежал к этой категории.