Нескучная книжица про… (сборник)
Шрифт:
Наталья думала, что сможет балансировать. Оказалось, нет.
Перестроилась вправо, подтягиваясь к повороту на кольцевую. Судя по плотности потока, тут предстояло ей провести минут сорок. Мигнули фары, и кто-то пропустил ее видавший виды «Фольксваген». Теперь, пожалуй, двадцать минут. Жизнь налаживалась.
Коллеги к ее беде отнеслись с пониманием. Хотя Наталья заметила, что вокруг нее образовался тихий вакуум. Лишний раз
Подруги разделились во мнениях.
– Все образуется, говорила одна, – столько лет вместе прожили. Перебесится. Вернется.
Оптимизм казался Наташке наигранным. Будто не хотелось подружке вникать в проблемы, и она щебетала первое, что в голову пришло, чтоб быстрей свернуть тему.
– Будем влюблять его в тебя обратно, – говорила другая и тащила Наталью в солярий и по бутикам.
С сомнением глядя в зеркало очередной примерочной, в который раз задавала себе Наташка вопрос – и на фига это все?
Если разлюбил, то, сколько не украшайся, не поможет. Как ни запаковывай тушку в новые блузки и платьица, лишние килограммы не пропадут. И чертово отражение не трепетной ланью выглядит, а вполне откормленным бегемотиком.
И какая разница, с каким цветом кожи реветь по ночам: золотисто-бронзовым, как обещает реклама солярия, или серо-зеленым, как бесстрастно констатирует зеркало?
– На фиг он тебе сдался, ты сама справишься и будешь счастлива, – убеждала сестра.
Явно свои задачи решала.
Наталья давно заметила, что чаще всего «не нужны нам никакие слюнявые мамонты» кричат барышни с незадавшейся личной жизнью. И кто виноват – гадкая вторая половина человечества (все как на подбор, сволочи, бабники, мужланы и тупицы), или женская косолапость этих барышень – вопрос открытый.
С сестрой можно, конечно, сладостно перемыть кости мужикам вообще и конкретному Генке в частности. Но изредка. Чтобы перековать обычную замужнюю женщину в предводительницу банды феминисток, требуется нечто большее, чем регулярное повторение мантры «я сама!»
– К гадалке надо пойти, его приворожили, – твердила соседка.
Угу, к Бабе Яге в ступе тоже неплохо, мрачно кивала Наташка. А что, связку сушеных жаб разлучнице в грызло, и раскаявшийся милый вновь падает в твои объятия. Только вот в дефиците нынче Бабки Ёжки – переквалифицировались в налоговых инспекторов…
Вырулила на кольцевую. Фонари на обочине замигали быстрее. Разогналась до бешеной скорости, аж 30 километров в час. По радио сулили дожди. Август.
Лето кончается.
Тяжко, конечно, было – она привыкла жить семейными делами,
– Мама, зачем он нам? У тебя есть я.
Не простил отца. Вычеркнул.
Сын отрезал, а Генку мотало – привык быть хорошим и здесь и там. Не мог просто так их оставить.
Приезжал, интересовался делами в школе, деньги приносил… не хотел понимать – уходя, уходи.
Отставив ее в слезах, через время появлялся снова.
Они возвращались с Андрюшкой домой и обнаруживали холодильник, под завязку набитый продуктами. Теми, что они любят.
Он пытался ухаживать за ними и одновременно жить там. Жил на две семьи.
– Зачем?! – орала Наташка беззвучно, – что за радость резать этот хвост по частям? Почему нельзя уйти совсем?
Только она успокаивалась – история повторялась. Так и длился все месяцы этот странный тяни-толкай.
И до сих пор не кончается.
Развестись официально не успели. Генка приходил, недоумевая: я же помочь. Вы же мои родные, как тут без меня?
В один из визитов не выдержал сын. Отодвинул ревущую мать, сказал:
– Пап. Шел бы ты отсюда. К себе домой, – и за дверь выставил.
Успокаивал Наташу, потом произнес:
– Мам, одевайся. Пойдем гулять.
Не слушая возражений, за руку взял и повел в аптеку.
Строгая фармацевт смотрела на сына поверх очков:
– Зачем тебе успокоительные?
– Не мне, – объяснил Андрей, – маме. Видите, она плачет все время? Только нам такие нужны, чтоб без снотворного. Нам еще машину водить…
Наконец, московская трасса. Стемнело за лобовым. Вечера черные пошли, осенние. Похоже, доберется она в деревню только ночью.
…Когда заболели они с сынулей, Генка тут же примчался. Притащил горчичники, фрукты. Бегал в аптеку, ставил градусник, шипел озабочено – как я вас одних оставлю?
Андрюха башку с кровати поднял:
– Мама, когда он уйдет?
Наталья и разревелась бы, а тут и сил не было – лежала пластом. И хорошо.
Когда плохо телу, душе не до рефлексии. И все ж на краешке мыслью пронеслась – вдруг останется?
Тут же запел телефон. Генка трубку взял, потеплел глазами. Засобирался. Туда, к ней. Неглупая баба, должно быть. Чувствует. Держит его. Не отпустит.
Болела она тяжко. Горло саднило, температура зашкаливала, плюс рядом собственный детеныш пластом лежит.
В один из дней накатило, будто на ушко кто зашептал: и кто ты теперь? зачем? кому ты нужна?