Неслышные голоса
Шрифт:
– Плейс,- продолжил тренер.- Я хочу, чтобы ты ответил мне на один вопрос, и если я узнаю, что ты солгал...- тренер многозначительно замолчал. Он не стал добавлять свой обычный рефрен насчет рук, прибитых гвоздями к стене в раздевалке, что еще больше ужаснуло Хьюго, и он со страхом ждал вопроса.
– Плейс, ты получаешь сведения от мафии?
Жгучий стыд захлестнул Хьюго. Впервые ему было так плохо. Он разрыдался, здоровенный детина весом 235 фунтов.
Тренер удивленно смотрел на него.
– Парень, где твой носовой платок?
Хьюго достал платок
– Клянусь жизнью моей матери, я никогда в жизни не видел ни одного мафиози.
– Мне не нужна жизнь твоей матери,- рявкнул тренер. Но, похоже, успокоился. А подождав, пока рыдания Хьюго утихнут, добавил.- Хорошо. Вон отсюда. И будь осторожен. Помни, что за тобой постоянно следят.
Вытерев глаза, Хьюго, волоча ноги, вышел из комнаты. В раздевалке Бренатскис, специалист по контактам с прессой, пил пиво с мужчиной небольшого роста, с седыми волосами и сигарным пеплом на манишке. Хьюго его узнал - Винсент Хейли, спортивный журналист. Он постарался проскользнуть незамеченным. Сегодня ему не хотелось давать интервью. Но Бренатскис заметил его и крикнул:
– Эй, Хьюго, подойди на минутку.
"Все уже знают, что я под подозрением",- подумал Хьюго, но постарался взять себя в руки и даже сумел, подходя к ним, выдавить из себя невинную улыбку деревенского парня.
– Хелло, мистер Хейли.
– Рад видеть тебя, Плейс,- ответил Хейли.- Как твоя голова?
– Отлично, отлично,- покивал Хьюго.
– Ты проводишь отличный сезон, Плейс,- добавил журналист.
Хриплый, прокуренный голос переполняло презрение к спортсменам, а его светлые глаза буравили Хьюго, как лазерные лучи.
– Да, отличный сезон. Никогда не видел, что трехчетвертной так улучшал игру от матча к матчу.
Хьюго начал потеть:
– Бывают удачные годы. Все встает на свое место.
Внутренне сжавшись, он ждал следующего рокового вопроса. Но Хейли спросил, кто, по его мнению, самый надежный игрок в защите, и что он думает о качестве игры нападающих нескольких команд.
– Благодарю, Плейс,- закончил интервью Хейли,- достаточно об этом. Береги голову,- он протянул руку, и Хьюго с почтением пожал ее, довольный, что через пару минут окажется на свободе. В этот момент он услышал тот же прокуренный голос, как далекое эхо, донесшийся до его левого уха: "Посмотрите на него - двести тридцать пять фунтов костей и мышц, двадцать пять лет и купается в деньгах, когда мой мальчик, девятнадцати лет, сто тридцать фунтов, гниет в джунглях Вьетнама, рискуя получить пулю в лоб. Почему?"
Хейли еще раз пожал руку Хьюго. Он даже улыбнулся, показав неровные, испачканные табаком зубы.
– Приятно было с тобой побеседовать, Плейс. Желаю удачи.
Хьюго вышел из раздевалки и зашагал, куда глаза глядят, окруженный врагами. В его голове снова и снова раздавалось резкое и презрительное "Почему?". В какой-то момент остановился, хотел вернуться на стадион и рассказать журналисту о шестидесяти трех швах на его колене и о том, что решили по этому поводу врачи в армейской комиссии. Но Хейли ничего не произносил вслух, а Хьюго не мог признаться в том, что
Поэтому он продолжал свой путь, пытаясь забыть тренера и мафию, Хейли и его девятнадцатилетнего сына, весом сто тридцать фунтов, рискующего жизнью в джунглях. Хьюго не вмешивался в политику. Ему хватало хлопот с тем, как остаться в живых каждое воскресенье, чтобы еще волноваться о событиях, происходящих в далекой азиатской стране в 10.000 миль отсюда. Если Армия Соединенных Штатов считает, что он негоден к службе, значит так оно и есть.
Но он не мог не думать об этом юноше, представляя его бегущим среди разрывов снарядов или окруженным маленькими улыбающимися людьми с автоматами в руках.
Хьюго застонал в бессильной агонии. Шел он довольно долго и оказался уже в деловой части города, вокруг бурлила жизнь, а он видел лишь сына Хейли, лежащего мертвым под обгорелыми деревьями, названия которых он не знало.
Постепенно он начал понимать, что движение вокруг него отличается от обычного трудового дня. Казалось, он участвует в какой-то демонстрации и, наконец, отвлекшись от своих мыслей, он понял, что люди вокруг громко кричат. К тому же они несли транспаранты. Хьюго прислушался.
"Нет, мы не пойдем в ад",- скандировали вокруг, и "Янки, убирайтесь домой" и другие короткие фразы аналогичного содержания. На транспарантах он прочел: "Сожги свою призывную карточку" и "Долой американский фашизм". Заинтересовавшись, он стал всматриваться в лица людей, поток которых увлекал его за собой. Тут были бородатые юноши с длинными волосами, в сандалиях на босу ногу, довольно потасканные девицы в голубых джинсах, несущие большие бумажные цветы, почтенные матроны решительного вида и суровые мужчины средних лет в очках, возможно профессора колледжа или университета. Господи, подумал Хьюго, это почище толпы футбольных болельщиков.
Потом он очутился на ступенях здания муниципалитета, среди множества полицейских, и один юноша сжег свою призывную карточку, и толпа приветствовала его громкими криками, и Хьюго пожалел, что у него нет с собой призывной карточки, потому что он хотел бы ее сжечь из чувства симпатии к молодому солдату - сыну Хейли. Застенчивый по природе, он не выкрикивал лозунги, но и не старался уйти со ступеней муниципалитета. А когда полиция начала орудовать дубинками, Хьюго досталось одному из первых, потому что он на голову возвышался над остальными и представлял собой цель, которую не упустил бы ни один уважающий себя полицейский.
Через несколько часов, стоя перед судьей, в повязке с пятнами засохшей крови на голове, Хьюго обрадовался, увидя Бренатскиса, хотя и не мог понять, каким образом в клубе так быстро узнали о его неприятностях с полицией. Тем более, если бы не Бренатскис, ему пришлось бы провести ночь в тюрьме, где едва ли нашлась бы кровать, соответствующая его габаритам.
Услышав свое имя, Хьюго посмотрел наверх. Ему показалось, что американский флаг, хотя и крепко прибитый к стене, гордо развевается над головой судьи. После удара полицейской дубинкой все предметы приобрели скверную привычку качаться.