Неслышные голоса
Шрифт:
Судья, небольшого роста, с маленьким и очень узким лицом, похожим на лопатку, которой вытаскивают тараканов из щелей, с презрением посмотрел на Хьюго. Тут же в левом ухе Хьюго раздался голос судьи: "Ты кто, гомосексуалист или чокнутый?" Хьюго эти слова показались явным нарушением его законных прав, и он уже хотел что-то сказать, но Бренатскис вовремя остановил его.
– Дело закончено,- судья чем-то походил на говорящего попугая.Следующий.
Женщина, по внешнему виду чья-то бабушка, решительно шагнула вперед.
Через пять минут Хьюго выходил
– Мой Бог,- воскликнул Бренатскис,- что на тебя нашло? Какое счастье, что мне позвонили. Иначе завтра ты попал бы на первые полосы всех газет. И должен тебе сказать, это стоило недешево.
Теперь еще и взятка - Хьюго увеличивал список своих прегрешений. Продажная пресса и продажные судьи.
– А, тренер...- Бренатскис махнул рукой, показывая, что язык бессилен описать состояние тренера.- Он хочет тебя видеть. Прямо сейчас.
– Неужели он не может подождать до утра?
– Хьюго так хотелось пойти домой и лечь спать. Это был тяжелый день.
– Он не может ждать до утра. Он выразился вполне определенно. Как только его выпустят, сказал он, даже ночью.
– Он когда-нибудь спит?
– угрюмо спросил Хьюго.
– Во всяком случае сейчас он не спит. Он ждет тебя в кабинете.
Когда Хьюго подумал о встрече с тренером наедине, на огромном, вмещающем 60 тысяч зрителей стадионе, ему стало не по себе.
– Разве ты не поедешь со мной?
– спросил он Бренатскиса.
– Нет,- ответил тот, сел в машину и уехал. Хьюго пришла мысль немедленно эмигрировать в Канаду. Но он остановил такси и попросил отвезти его на стадион, надеясь по дороге попасть в аварию.
Лишь одна сорокаваттная лампочка горела над служебным входом, и в ее слабом свете большая часть стадиона растворилась в темноте, превратившись в руины римского амфитеатра, разрушенного столетия назад.
Ночной сторож, разбуженный Хьюго, недовольно заворчал и взглянул на него.
"Не могут дать человеку отдохнуть,- услышал Хьюго мысли сторожа,проклятые примадонны. Когда же они сломают свои толстые шеи?"
– Добрые вечер, мистер Плейс, добрый вечер,- поздоровался сторож.
– Ага,- ответил Хьюго. Он шел к раздевалке и, казалось, его окружали тени избитых, увечных, раненых футболистов, а ветер, врывающийся под трибуны, наполнял воздух эхом рева миллиона болельщиков. Как он мог, удивлялся Хьюго, подумать, что на стадионе можно поразвлечься.
Взявшись за ручку двери, ведущей в раздевался, Хьюго заколебался. Он никогда не говорил с тренером о политике, но знал, что тот плакал всякий раз, когда оркестр на стадионе исполнял "Звездно-полосатый флаг"*, и отказался голосовать за Голдуотера, потому что считал его коммунистом.
Собравшись с духом, Хьюго открыл дверь и вошел в раздевалку. На табличке над его шкафом все еще значилось "Плейс". Впрочем, Хьюго не мог решить, хорошо ли это.
Хьюго еще раз окинул раздевалку взглядом и постучал в закрытую дверь кабинета тренера.
– Войдите,- донеслось изнутри.
Хьюго вздохнул и вошел. Тренер сидел
– Мой мальчик,- голос тренера сочился болью.- Я рад, что ты пришел так поздно. Я успел подумать, увидеть все в истинном свете. Час назад в праведном гневе я бы голыми руками разорвал тебя на части. Но теперь я счастлив, так как луч истины осветил меня в бдениях этой мучительной ночи,в настроении тренера преобладали библейские мотивы.- К счастью, после того как Бренатскис позвонил мне и сказал, что ему удалось за сто долларов убедить судью не возбуждать против тебя уголовного дела, конечно их вычтут из твоей зарплаты, и
– ------------
* Гимн США.
эта история не попадет в газеты - еще сто пятьдесят долларов,
всего двести пятьдесят, у меня было время поразмыслить. В
конце концов, для миллионов мальчиков по всей стране такие
футболисты, как ты, являются лучшим олицетворением настоящей
честной американской агрессивности, они обожают вас, как
героев, и стараются подражать вам во всем. И теперь, когда
они смогут избежать того разочарования, которое испытали бы,
узнав, что один из их кумиров, игрок моей команды, оказался
среди врагов своей страны. Ты следишь за моей мыслью, Плейс?
– Конечно,- ответил Хьюго. Ему хотелось оказаться поближе к двери. Спокойный, с тихим голосом, понимающий тренер очень встревожил Хьюго, будто он увидел, как огни большого города погасли в одно мгновение.
– И, как я уже говорил, так как этим мальчикам, которые, образно говоря, находятся под нашей ответственностью, не причинен вред, я смог найти в себе христианское терпение,- тренер обошел стол и, подойдя к Хьюго, опустил ему руку на плечо.- Плейс, ты неплохой парень, глупый, но неплохой. Это моя вина, что ты оказался в этой мерзкой демонстрации. Да, моя вина. В воскресенье ты получил ужасный удар по голове - а я этого словно и не заметил. Вместо того, чтобы гонять тебя два часа на тренировке, мне следовало сказать: "Хьюго, мой мальчик, иди домой, отдохни, полежи недельку в постели, пока твоя бедная голова не выздоровеет". Да, вот что от меня требовалось! Я прошу у тебя прощения, Хьюго, за свою недальновидность.
– Ну что вы,- смутился Хьюго.
– И теперь,- продолжал тренер,- перед тем, как ты пойдешь к любимой жене, я хочу попросить об одном одолжении.
– Все, что угодно, сэр.
– Я хочу, чтобы ты спел со мной один куплет, только один маленький куплет "Звездно-полосатого флага". Ты сделаешь это для меня.
– Да, сэр,- ответил Хьюго, уверенный, что не помнит, что следует за красным пламенем ракет.
Тренер крепко сжал плечо Хьюго и сказал:
– Раз, два, три...