Несмолкаемая песня [Рассказы и повести]
Шрифт:
Вся восточная половина неба подернулась темной свинцовой синевой, и чем ближе к горизонту, тем синева эта была гуще, беспросветней.
Опять ухнуло, но далеко, за лесом.
Похоже, к вечеру соберется дождь.
Никифор Никанорович заспешил на ток, к зерновым складам, и мысли его сейчас были только о том, как бы успеть закрыть до дождя зерно, откуда и куда перекинуть машины, как лучше расставить людей. Все, о чем он думал перед этим, ударом грома было отброшено в сторону. Весь остальной мир заслонила собой свинцовая наволочь.
Ужинали
Но Зину никто ни о чем не спросил. Отец запил ужин молоком и ушел в правление, мать начала убирать со стола.
В клуб они с Фросей пришли пораньше: скамеек для всех не хватало, и надо было занять места. Сели около двери.
— Здесь повольготней, — сказала Зина, — а то опять небось как в бане будет.
Фрося чуть заметно ухмыльнулась: мол, все понятно, можешь не объяснять. И как бы в доказательство того, что она правильно поняла подругу, деловито предложила:
— Не жмись; садись пошире, а то вдруг еще кому опоздавшему у дверей сесть захочется…
Зина почувствовала, что краснеет, и, низко наклонив голову, стала срочно перевязывать косынку.
Клуб быстро заполнялся. Перед самым началом пришел агроном. Расчет Зины оказался точным: Юрий заметил их с Фросей сразу же, как только переступил порог. Для порядка он огляделся по сторонам, а потом подошел к их скамейке.
— Свободного местечка не найдется?
— Проходите, потеснимся, — приветливо откликнулась Фрося и, освобождая место, отодвинулась от Зины.
Юрий втиснулся между ними. Потух свет, и кино началось.
Картина была из колхозной жизни. Приехавший в колхоз молодой зоотехник с первых же шагов вступал в резкий конфликт с неучем-председателем. Зоотехник был напорист, смел и решителен, сермяга-председатель — наоборот, слишком осторожен и подозрителен ко всяким новшествам. Он долго упирался, ставил палки в колеса своему противнику, но в конце концов с помощью парторга перевоспитывался и в последних кадрах со словами «дай я тебя поцелую, сынок» широким театральным жестом обнимал зоотехника.
Попутно с этим кипели любовные страсти. Зоотехник приглянулся одной девушке, но поначалу, увлеченный борьбой с председателем-консерватором, не замечает этого. Девушка мучается. Однако кончается и здесь все благополучно — жарким многословным объяснением и долгим поцелуем.
Кажется, Зина однажды уже видела эту картину. Только тогда она, помнится, ей не понравилась, а нынче показалась вроде бы и не такой уж плохой. Потому ли это так вышло, что герой картины чем-то похож был на Юрия, или потому, что Юрий сидел совсем рядом, локоть к локтю…
Зажегся свет, и в дверях сразу же образовалась пробка: всем хотелось поскорее выбраться на свежий воздух.
Догадливая Фрося отбилась от Зины с Юрием где-то на выходе, и они
— Прямо беда, до чего в этих кино все легко и просто получается, — видимо думая о чем-то своем, проговорил Юрий. — В жизни-то куда сложней.
— Да, в жизни, конечно, сложней, — тоже думая о своем, поддакнула Зина.
Она думала о девушке из кино. Та вот смогла показать свою гордость, выдержку и даже заставила мучиться человека, которого любила. Она, Зина, ничего этого сделать бы не смогла. Какая уж тут гордость, когда и без того боишься, как бы не порушилось вдруг, как бы нежданно-негаданно не кончилось твое счастье. И никогда она не заставит Юрия понапрасну мучиться. Зачем это? Пусть ему будет всегда хорошо.
Они свернули в узенький глухой проулок, прошли взад-вперед по нему, потом уселись у заросшего крапивой плетня на колоду. Здесь было тихо, безлюдно.
— И больше всего то обидно, что делаешь ты одно, а получается другое, — опять заговорил Юрий. — Даже и не получается, а просто… Ну, просто людям думается, кажется, что другое.
Теперь Зина поняла, о чем и о ком говорил Юрий. Об отце. И она впервые, может быть, подумала, каким сложным узлом все завязывалось. Тогда, на поле, она просто обиделась за Юрия. Сейчас она думала, что ведь не будет у них счастья, если отец не переменится к Юрию.
И в чем тут дело? Ну ладно бы — чего не бывает! — не ко двору пришелся парень. Так нет же! И бригадирам он многим по душе — Василий Михайлович горой за него, и с колхозниками вроде общий язык находит. А отец… Конечно, Юрий парень не робкий и за себя постоять может. Но что толку-то, если у них с отцом нелады пойдут? Прав или не прав отец, но ей, Зине-то, он — отец, она его тоже любит.
Затихло, замолкли песни на улицах, а Зина с Юрием все еще сидели, время от времени обмениваясь какими-то малозначащими словами и думая каждый о своем.
В конечном счете думали они об одном и том же.
Потемнел, а потом медленно начал высветляться восточный край неба. Загорланили предрассветные петухи.
Что-то им несет новый день?
После недавних дождей день выдался солнечный, веселый.
Зина с Фросей работали на току, насыпали в мешки хлеб из ворохов. Работа не такая уж легкая, а шла весело, за шутками да за смехом и устали совсем не чувствовалось.
В самый разгар этого рабочего веселья к вороху подошли двое незнакомых мужчин, и только-только успели Зина с Фросей обернуть к ним смеющиеся лица, один из подошедших вскинул фотоаппарат и раз за разом дважды щелкнул.
— Благодарю вас!
Девчонки не знали, что надо отвечать в подобных случаях, и обе растерянно молчали. За что, собственно, их благодарить?
А незнакомец с фотоаппаратом, уже обращаясь к своему товарищу, продолжал:
— Шикарный кадрик! Ты погляди, какие у них фотогеничные мордашки — сами в объектив просятся.
И опять было непонятно: с похвалой о них отзываются или с осуждением.
— Так-то так, — сдержанно, негромко ответил товарищ, — а все же надо бы сначала спросить, кто они и что, какие показатели.