Несмотря ни на что
Шрифт:
Джон не говорил ей того, что говорило множество других, — а между тем и он не святой, не невинный агнец. Сдержанность придавала ему таинственность в глазах Кэро, и ей страстно хотелось разбудить то другое «я», что спало в нем. Он покорил ее именно тем, что не добивался ничего, что, не будучи холодным, казался неуязвимым и далеким.
Даже тогда, когда Джон целовал ее в гондоле, она с досадой отдавала себе отчет в том, что он способен любить, но еще не любит.
Потом… потом произошел разговор о политике
Быть может, глаза Джона выдавали то, что он не решился бы сказать вслух. Быть может, Кэролайн угадала правду именно потому, что была в этот момент, как она мысленно называла это, «одержима Джоном». Как бы то ни было, — тогда за столом она угадала и сразу возмутилась против того, что угадала в Джоне.
Но потом, увидев его ожидающим в ее комнате, поддавшись чувству, которое вызывали в ней его торопливые жадные поцелуи, она устыдилась своего подозрения. А тут Джон вдруг своим признанием подтверждает его!
— Так ты бы хотел уехать? — пробормотала она снова.
Джон засмеялся немного сконфуженно.
— Хотел бы, правда? — настаивала Кэро.
— Нет, если ты предпочитаешь оставаться, — сказал он, добросовестно стараясь убедить себя, что их желания совпадают.
— Ты вполне уверен?
— Уверен.
Он снова поцеловал ее.
— Если так, мы остаемся. Люблю, когда меня балуют!
Она обхватила голову Джона и потянула ее вниз.
— Целуй меня, целуй, я добьюсь того, что ты будешь обожать меня так, как я хочу, слышишь? Добьюсь!
Но когда Джон, наконец, ушел переодеваться к обеду, Кэро долго еще сидела на диване, устремив в одну точку сверкающие глаза. Она любила Джона, и в силу своей натуры, именно потому, что любила его, — жаждала ранить так же больно, как больно он ранил ее тщеславие!
— Да как он смел?! — спросила вслух.
Так сидела она очень прямо, неподвижно, словно вглядываясь в свое будущее, когда в дверях спальни показалась горничная.
— Помогите мне одеться, — резко скомандовала Кэро. — Только скорее, пожалуйста.
Девушка достала платье белое с золотом, воздушное сочетание газа и шелка.
— Для обеда по случаю помолвки это подойдет, мадемуазель?
Кэролайн отрывисто засмеялась.
— Я надену черное бархатное. И достаньте мою зеленую шаль, я возьму ее с собой вниз на случай, если мы выйдем после обеда.
Леди Кэрлью сказала беспомощно: «О, милочка!», когда Кэролайн появилась в столовой в своем черном бархатном «футляре» с черным тюлем, закрывавшем горло до самого подбородка. Она выглядела в нем очень красивой, но впечатление получилось какое-то похоронное.
— Эге, Кэро, это что же — траур по утраченным возможностям? — участливо осведомился Дерри.
Лорд Кэрлью посмотрел на дочь с выражением легкого неудовольствия, но не сказал ничего.
Джон и Чип вошли одновременно,
— «Смотрите, вот идет победитель», — запел Дерри на мотив модной песенки.
За обедом Кэро была весела и болтлива. Разговор ее так и сверкал остроумием.
— А как же речи? — требовал Дерри. — Без речей нельзя! Ну-ка, Джон, покажите себя мужчиной! Будьте на высоте положения!
— Речь буду держать я! — сказала Кэро весело. — Совсем коротенькую, даже у Дерри хватит терпения дослушать. Итак, леди и джентльмены, довожу до вашего сведения, что все мы завтра едем в Лондон и Джон будет министром, как только нам удастся сделать его таковым!
Будущий министр смотрел на нее с изумлением. Она бросила ему взгляд, исполнивший его трепетом.
После обеда она увлекла его на террасу. Спустившись по ступеням вниз, поджидали гондолу.
— Скажите, ради Бога, почему вы вдруг переменили решение? — спросил Джон.
— А вы довольны?
Она не отводила испытующих глаз от его лица, освещенного стоявшей на каменных перилах лампой.
— Пожалуй, да, — отвечал Джон. — И тронут вашей уступкой, дорогая!
Он притянул ее ближе и почувствовал, как она дрожит от его прикосновения. Все складывалось великолепно, он был счастлив. Заключив ее в объятия, целовал губы, глаза, волосы.
— Клянусь Богом, я люблю тебя, — пробормотал он.
Гондола врезалась в гладкую поверхность воды у истертых мраморных ступеней.
Джон помог Кэро войти и сел рядом с нею, рука об руку, словно боясь пропустить какое-нибудь слово.
«Теперь, когда его желание исполнилось, — он нежнейший из влюбленных», — подумала с язвительной горечью Кэро. Она позволяла целовать себя, слушала, как он вполголоса строил планы будущей жизни вместе. Подавала реплики, возвращала поцелуи, невольно заражаясь его пылкостью. Чувственность толкала ее к нему, а душа оставалась настороже.
Джон же в упоении ничего не замечал. Ему ничего больше не оставалось желать. Успех впереди казался обеспеченным. И пока они скользили в гондоле, переходя из мрака в полутьму, от звучной музыки — к напоенной ею тишине, томная нега этого вечера как будто обостряла в нем напряженное ощущение счастья.
А рядом с ним Кэро, наблюдая мечтательно-сосредоточенное выражение его лица, терзалась ревнивой мукой.
Джон становился все более желанным именно оттого, что недостаточно любил ее.
Когда он перенес ее из гондолы на лестницу, она на миг прильнула к нему.
— Пойдем, ты должен на минуту зайти ко мне!
Они вошли в темную надушенную комнату, и тут Кэро в неожиданном порыве упала к ногам Джона.
— Я люблю тебя, — зашептала она, — отчего ты не можешь отвечать мне тем же?.. Почему я не нужна тебе так же, как нужен ты мне?