Несокрушимые
Шрифт:
И ещё раз удивился Палицын: откуда владыка про его писание знает? Ведь оно только-только измыслено — вот чудеса! Вернувшись на подворье, он собрал братию и объявил о решении Гермогена. Охотников для поездки в Смоленск нашлось немало, отбирали самых крепких. Афанасию пришлось проявить настойчивость, чтобы попасть в их число. «Ничего что хром, — убеждал он, — одну осаду выдюжил и другую, даст Бог, превозмогу, а смолянам много полезен буду». Авраамий в конце концов согласился, много был наслышан о силе духа молодого монаха. Обрадованный Афанасий попытался было склонить к поездке Антипа, но тот отказался,
Этим же утром ключник Пимен пришёл в гости к своему приятелю Макару из дворцового приказа. Посудачили о делах, помыли господские косточки, и Пимен между прочим поинтересовался нынешним царским недугом.
— Недавно заклад у него случился, — со знанием говорил Макар, — иначе сказать, заперло снизу. Призвали немчуру-трубочиста, он дымоход пробил, теперь льёт гак, что не остановишь. Кровушкой царь-батюшка исходит, смертным криком воет, на весь дворец слышно.
— О, Господи, неужто лекаря сделать ничего не могут?
— Стараются, да ить трудно. У тебя зуб болел?
— Ну как же, давеча чуть на стенку не лез, такое, скажу тебе...
— Вот, а тут сто зубов и все болят.
— Как сто, где?
— Всё там же, в нашем царском заду, совсем его почечуй замучил.
Пимен почесал голову и как бы в раздумье проговорил:
— Есть у нас на подворье лекаришка, он эту болесть в одночасье лечит.
— Как?
— Да так, травой и заговором. Сам евонную похвальбу слышал и людей видал, кому он зубы рвал.
— Какие зубы, где?
— Да там же, где у твово царя-батюшки.
— А-а...
Разговор как бы ненароком переменился, однако Пимен своего приятеля знал, он на таких услугах в люди вышел. С царскими лекарями в то время разговаривали коротко: не вылечил — мешок на голову и в воду, вылечил — наградят и оставят до следующей болезни, так что в конце концов всё равно воды не миновать. На то и рассчитывал хитроумный ключник.
Вечером на подворье пришёл приказ постельничего о немедленной присылке знахаря для лечения царской болезни. Палицын возмутился: мы-де живём Божиим промыслом и никаких иных лукавств не имеем, однако посланец был строг и неумолим. Келарь и сам знал, что против дворцового приказа спорить бесполезно, оттуда могут повелеть хоть что, хоть тучи разогнать, тогда бегай и надувай щёки, пусть без толка, но усердие выкажи. Хорошо, сказал, будет исполнено. Послал за ключником — где у нас такой-сякой? Тот указал на Антипа, и келарь испугался: во всех случаях, успешным или неуспешным выйдет лечение, происшедшее скрыть не удастся и каково будет узнать Гермогену, что в его епархии дают приют знахарям и прочим чаровникам, которыми он постоянно попрекает государя? А если ещё выяснится, что тот же человек принёс весть о боярском заговоре? Живое воображение Палицына заработало вовсю, ему так и слышался строгий голос Гермогена: «Не бери приноса от мздоимца, не лечись у шелудивого...» Призванный пред его очи Антип не выказал ни малейшего беспокойства. Он действительно иногда помогает хворым, но о царской болезни не имеет никакого понятия и вряд ли сможет чем-нибудь помочь.
— Но как узнали о тебе во дворце?! — воскликнул Палицын.
Антип посмотрел
— Вы его спросите.
Пимен выказал возмущение, и такое неистовое, что имелись все основания сомневаться в его искренности.
— Скажешь, не ходил во дворец и на меня не показывал?
— Много чести, — фыркнул Пимен.
— И на патриарший двор не бегаешь с доносами?
Пимен повернулся к Палицыну и обиженно проговорил:
— Я твоей милости сколько лет служу без обману, почто дозволяешь всякому пришлецу глумиться?
Палицын выглядел растерянным, в делах такого рода он себя уверенным не чувствовал, и Антип пришёл к нему на помощь.
— Врёт он насчёт без обману, сдаётся, он не только тебе служит.
Келарь растерянно переводил взгляд с одного на другого.
— Видит истинный Бог, вот те крест, окромя твоей милости иных не знаю! — исступлённо повторял Пимен.
— Тогда поглядим, какова вера твоему слову, — сказал Антип и обратился к келарю. — Вели, отче, братьев своих сюда позвать.
Келарь повиновался, скоро его палата стала наполняться, братья входили и тревожно переглядывались. Антип сказал так:
— Ведомо стало, что среди вас имеется некто, предающийся тайным шептаниям о делах обители. Не в угол сор заметает, как ведётся в добром доме, а на показ иным выносит и худую славу на братьев налыгает. Отец Авраамий просил меня вывести этого шептуна на чистую воду, желаете ли вы того же?
По палате пронёсся согласный ответ. Антип достал из ларца два камешка и сказал:
— Это верь-камни, они не терпят лжи, сразу переменяют цвет: белый становится чёрным, а чёрный — белым. Я буду задавать один и тот же вопрос, каждый после ответа заглянет в ларец и скажет, какой цвет у камня, согласны? — Он подошёл к ветхому старцу и спросил: — Отец Елизарий, говоришь ли ты кому-нибудь на стороне о том, что творится в обители?
— Господь с тобой, стар я для таких дел.
— Посмотри на камень, какого он цвета?
— Белый.
— Воистину так. А ты, отец Варлаам?
— За стены давно не хожу и ни с кем из посторонних не глаголю, вот те крест!
— Какого цвета камень?
— Белый.
— Воистину так.
Антип обошёл всех, получая от каждого неизменный ответ. Настала очередь Пимена.
— А что скажешь ты?
— То же, что и давече: никому ничего...
— Какого цвета камень?
— Белый.
Антип стал обносить ларец и показывать его содержимое. Старцы заглядывали и отшатывались, среди них всё явственнее звучал негодующий ропот. Последним заглянул сам Авраамий и вскричал:
— Ты нам соврал, брат Пимен, камень не снёс твоей лжи и переменил цвет!
Пимен растерянно забормотал оправдание. Антип вытряхнул на руку содержимое ларьца — камень действительно был чёрным — и пояснил:
— Через некоторое время после того, как воочию явлено лукавство этого человека, он снова вернёт свой цвет.
Елизарий, один из самых праведных старцев, глянул на присмиревшего Пимена и вынес свой приговор:
— Ты избрал язык лукавых и безвинно обрёк многих братьев в добычу, пойду совершу заупокойную молитву, отныне для меня ты умер...