Несомненно ты
Шрифт:
Я киваю и наблюдаю за тем, как доктор Эббот подводит Сворли к гидравлическому подъёмному столу.
Кимберли держит собаку в «стальном захвате», пока добрый доктор осматривает его.
— Похоже, всё в порядке. Следите за тем, чтобы у него всегда стояла вода, и не кормите до следующего утра. Может тогда всё придёт в норму. Но если диарея будет продолжаться или всё станет ещё хуже, позвоните нам. На самом деле, я бы мог заглянуть к вам утром во время пробежки и посмотреть, как у Сворли дела.
У Кимберли приподнимаются брови, и она смотрит на доктора. А он стучит
— Оу, в этом нет... необходимости. В смысле, я просто позвоню, если возникнут какие-то проблемы. Не нужно менять свои планы из-за меня.
— Мне не сложно. На самом деле, я бегаю в том районе каждое утро. Я живу в нескольких кварталах оттуда.
Он проходится рукой по волосам и опускает взгляд вниз, переминаясь с ноги на ногу. Святой Боже! Он флиртует со мной, а Кимберли сразу же понимает это.
— Если у вас будет время. Но, правда, не нужно менять свои планы, — улыбаюсь я и встаю.
Он снова смотрит на мои ноги. Я прячу свою босую ногу за другой и пожимаю плечами.
— Наступила в г... какашку на улице.
— Оу, и где же вы оставили свою обувь?
— Снаружи.
— Кимберли оформит все бумаги и вышлет накладную на Уортингтонгский счёт. А я почищу вашу обувь.
— Что? Нет!
Он поднимает руку вверх и качает головой.
— Я настаиваю. Это самое малое, что я могу сделать. Думаю, у вас и так будут достаточно заняты руки этим парнем, — говорит он, почесывая Сворли за ухом. — Я вернусь через несколько минут.
Он выходит, а я смотрю на Кимберли, которая заполняет какие-то бумажки.
— А доктор Эббот со всеми такой любезный?
Она усмехается, но не поднимает глаз.
— Любезный? Да. Но если вы спрашиваете, чистит ли он обувь от дерьма на регулярной основе? То нет.
Кимберли заправляет за ухо свои тёмно-рыжие волосы. Она выглядит лет на сорок, но я не очень хорошо разбираюсь в возрасте.
— Ваш следующий вопрос, женат ли доктор Эббот или нет? Так вот, ответ «нет».
А теперь мне на самом деле неудобно. И становится так же тревожно, как и этому псу, который судорожно пытается сбежать из кабинета.
— Интересно, но я не собиралась об этом спрашивать. Я не живу здесь и уезжаю обратно через месяц. Поверьте мне, я не ищу... — я замолкаю. Что не ищу? Роман? Свидание? Секс?
— Как знаете. Но он та ещё находка.
Нервное напряжение нарастает. Мы здесь ради Сворли, а не ради того, чтобы исправить мою несуществующую личную жизнь.
Я перебираю свои тёмно-коричневые волосы, когда доктор Эббот возвращается с моим кроссовком.
— Как новенький, — он передает его мне.
— Спасибо, эм... действительно, в этом не было необходимости, но спасибо, доктор Эббот.
Я наклоняюсь и обуваюсь.
Выпрямившись, я замечаю, что доктор «Та Ещё Находка» смотрит на меня, но не в глаза.
Я кашляю и его взгляд снова встречается с моим.
— Эм, да не за что. И зовите меня Дэйн. До завтрашнего утра.
Он кивает и отходит в сторону.
Сворли сразу же пользуется моментом и тянет меня обратно в зал ожидания. Перед тем как открыть дверь, я оборачиваюсь
— Ещё раз спасибо, пока.
Мы выбегаем на парковку, а в голове у меня крутится: «до завтрашнего утра». Кто так говорит?
***
Посмотрев на кухонные часы, я понимаю, что прошло уже около пяти часов с тех пор, как Сворли поносило. Он отдыхает в зале напротив кофейного столика на своей плюшевой «я самая испорченная собака в мире» лежанке. У Элизабет и Тревора нет детей, о чём говорит их безукоризненно ухоженный дом. Он просторный, но не громадный, как некоторые дома, в которых я жила. На первом этаже открытый холл с обычной столовой с одной стороны и кабинетом с другой. Весь пол в доме покрыт паркетом из твёрдой древесины или плиткой, а в каждой комнате постелены традиционные шерстяные ковры.
Тёмные стены цвета земли не сравнить со стенами в нашем доме, где проходило моё детство. Этим стенам не хватает шедевров, нарисованных цветными карандашами и фломастерами, оставивших неизгладимый след в нижней части стены. На белоснежной отделке и арочных проёмах отсутствуют вмятины и царапины от встречи с игрушками, колёсами и металлическими деталями.
В задней части дома находится кухня и отличное сочетание комнат, чьи окна выходят на любимую часть всего дома — громадную террасу и большой прямоугольный бассейн. Это не обычная терраса — это место, где находятся джакузи, бар с беседкой, покрытой вьющимися растениями и большим, без единого пятнышка, стальным грилем, а с другой стороны стоит вымощенная из камня печь для пиццы.
Эйвери сойдёт с ума, когда приедет и увидит это. Это наш первый раз, когда мы очутимся в новом доме Элизабет и Тревора в Пало-Альто. А также я впервые занимаюсь хаусситтингом для своих родных. Я уже вижу, как мы расслабляемся в бассейне, потягивая «маргариту» и слушаем музыку, которая доносится из динамиков на улице.
Уже почти четыре часа. Я открываю холодильник, чтобы взять холодный чай, когда звенит дверной звонок. Иду к двери и замечаю за окном светловолосого парня с короткой стрижкой, который стоит, засунув руки в свои мешковатые шорты цвета хаки. На нём надета красная футболка с надписью «Стэнфорд» и выглядит она так, будто слишком мала ему, но учитывая то, как она облегает его выточенные руки и грудь, я думаю, что будет непросто хотеть, чтобы на нём была футболка подходящего размера.
Я не ожидаю сегодня никого увидеть, но у меня появляется смутное воспоминание о парне, который должен прийти в среду и проверить бассейн. Но думала, что это будет на следующей неделе, впрочем, я могла и ошибаться.
Открыв дверь, я встречаюсь с самыми пронзительными голубыми глазами, обрамлёнными длинными ресницами, которые выбивают весь воздух прямо из моих лёгких.
— Привет, — шепчу я, неспособная говорить во весь голос.
— Привет.
Эти два слога он тянет словно шёлк. Его глаза, похожие на два переливающихся океана, и яркие, как два блестяще высеченных сапфира, с несколькими пятнышками летних незабудок, осматривают всё моё тело.