Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио
Шрифт:
Сталин порадовал Гитлера – Шуленбург получил ответ уже в 17 часов того же дня. Он был лаконичен и деловит:
«Рейхсканцлеру Германии господину А. Гитлеру.
Благодарю за письмо.
Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьезному улучшению политических отношений между нашими странами.
Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собою. Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами.
Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Рибентропа 23 августа. И. Сталин».
Согласно телеграмме Шуленбурга, передавая ответ, «Молотов заявил, что советское правительство хочет,
Гитлер был готов на все. 22 августа «Правда» поместила сообщение ТАСС «К советско-германским отношениям»: «После заключения советско-германского торгово-кредитного соглашения встал вопрос об улучшении политических отношений между Германией и СССР. Происшедший по этому вопросу обмен мнений между правительствами Германии и СССР установил наличие желания обеих сторон разрядить напряженность в политических отношениях между ними, устранить угрозу войны и заключить пакт о ненападении. В связи с этим предстоит на днях приезд германского министра иностранных дел г. фон Риббентропа в Москву для соответствующих переговоров».
Путь к московскому Тильзиту был открыт.
Сопровождаемый многочисленной свитой, Риббентроп вечером 22 августа вылетел из Берлина и, после остановки на ночь в Кенигсберге, прибыл в Москву. «Со смешанным чувством ступил я в первый раз на московскую землю, – вспоминал он в Нюрнберге. – …Никто из нас никаких надежных знаний о Советском Союзе и его руководящих лицах не имел. Дипломатические сообщения из Москвы были бесцветны <ну это уж явная несправедливость! – В.М>. А Сталин в особенности казался нам своего рода мистической личностью». [285] Встретили рейхсминистра не только без пышных церемоний (почетный караул, конечно, был и гостю понравился), но даже с нарушением протокола – на аэродром приехали только заместитель наркома Потемкин (переводчику Шмидту сама его фамилия показалась подтверждением нереальности происходящего) и шеф протокола Барков. Даже нацистские флаги пришлось позаимствовать на студии «Мосфильм», где их использовали в пропагандистских фильмах (говорят, на некоторых свастика была изображена зеркально). Риббентроп разместился в здании бывшего австрийского посольства, ныне принадлежавшем Германии, и после завтрака отправился в Кремль. Там его уже ждали – не только Молотов, но и Сталин, принимавший участие в переговорах с самого начала. Начались «рабочие будни».
285
Риббентроп И. фон. Цит. соч., с. 140.
Около двух часов утра в четверг 24 августа 1939 г. советско-германский договор о ненападении был подписан и в то же утро опубликован в «Правде» (разумеется, без секретного дополнительного протокола). За основу был принят советский проект от 19 августа, воспроизведенный почти дословно [Поэтому неубедительным выглядит позднейшее утверждение Риббентропа, что «русские никакого текста его заранее не подготовили».], но с двумя важными дополнениями, вставленными между 2 и 3 статьями проекта:
«Статья 3. Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в контакте друг с другом для консультации, чтобы информировать друг друга о вопросах, затрагивающих их общие интересы.
Статья 4. Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны».
Эти статьи были заимствованы из нового германского проекта, который привез с собой Риббентроп. [286] Статья о консультациях вызывала в памяти Антикоминтерновский пакт. Статья о неучастии во враждебных блоках в том или ином виде фигурировала в разных проектах германо-итало-японского альянса и должна была, с одной стороны, предупредить выступление СССР в союзе с Великобританией и Францией на стороне Польши, а с другой, успокоить Москву относительно возможных действий Германии в поддержку Японии (напомним, бои на Халхин-Голе все продолжались). Входе переговоров Сталин основательно поработал над текстом. Прежде
286
Текст: Безыменский Л. Гитлер и Сталин перед схваткой, с. 284-285.
«Вековой опыт доказал, что между германским и русским народом существует врожденная симпатия. Жизненные пространства обоих народов соприкасаются, но они не переплетаются в своих естественных потребностях.
Экономические потребности и возможности обеих стран дополняют друг друга во всем.
Признавая эти факты и те выводы, которые следует отсюда сделать, что между ними не существует никаких реальных противоречивых интересов, Немецкая Империя (Рейх) и Союз Советских Социалистических Республик решили построить своим взаимоотношения по-новому и поставить на новую основу. Этим они возвращаются к политике, которая в прошлые столетия была выгодна обоим народам и приносила им только пользу. Они считают, что сейчас, как и прежде, интересы обоих государств требуют дальнейшего углубления и дружественного урегулирования обоюдных взаимоотношений и что после эпохи помутнения теперь наступил поворот в истории обеих наций» (Русский текст, представленный германской стороной).
Согласно показаниям одного из авторов проекта начальника юридического отдела МИД Гауса Международному военному трибуналу в Нюрнберге, а также мемуарам Хильгера, выполнявшего обязанности переводчика, Сталин отверг преамбулу как чрезмерно риторичную и мало совместимую с бешеной антисоветской кампанией, которую нацистское руководство вело на протяжении последних шести лет. Затем Сталин вычеркнул статью 5 германского проекта об расширении экономических отношений за рамки соглашения от 19 августа и внес кое-какие технические поправки на основании советского проекта. Работа над текстом закончилась оперативно и без особых дискуссий.
Напротив, переговоры о секретном протоколе – соглашении о разделе сфер влияния в Польше и Восточной Европе в целом – велись долго и потребовали дополнительного согласования с Гитлером. Сталин хотел включить в советскую сферу порты Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс), на что Гитлер немедленно согласился. На содержании протокола мы останавливаться не будем – оно хорошо известно, да и не имеет прямого отношения к нашей теме. Важно, что Сталин и Гитлер смогли оперативно принять кардинальные решения, отрешившись от идеологических факторов. Вспоминая еще времена Чичерина, Хаусхофер писал о советских руководителях: «Они по крайней мере обладают тонким слухом, чтобы понимать данное геополитическое преимущество, и при этом отбросить идеологические предрассудки, и при заключении любого пакта с теми, кто достаточно умен, всегда учитывать собственные выгоды». [287]
287
Хаусхофер К. Цит. соч., с. 394.
Риббентроп был в восторге и от договора, и от хозяев. «За немногие часы моего пребывания в Москве было достигнуто такое соглашение, о котором я при своем отъезде из Берлина и помыслить не мог и которое наполняло меня теперь величайшими надеждами насчет будущего развития германо-советских отношений. Сталин с первого же момента нашей встречи произвел на меня сильное впечатление. Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом и великодушный стиль ведения переговоров показывали, что свою фамилию он носит по праву. Ход моих переговоров и бесед со Сталиным дал мне ясное представление о силе и власти этого человека, одно мановение руки которого становилось приказом для самой отдаленной деревни, затерянной где-нибудь в необъятных просторах России, – человека, который сумел сплотить двухсотмиллионное население своей империи сильнее, чем какой-либо царь прежде». [288] Эти слова, написанные в ожидании приговора, можно объяснить попыткой оправдаться перед победителями (?) или перед историей (?), но столь же восторженно Риббентроп говорил о Сталине осенью 1939 г., особенно после второго визита в Москву, что вызывало едкие замечания Чиано.
288
Риббентроп И. фон. Цит. соч., с. 143.