Несостоявшаяся революция

Соловей Валерий Дмитриевич

Рискнем предположить, что глубинным источником антисемитизма оказался комплекс русской неполноценности, который парадоксально культивировался именно русскими националистами. А как еще иначе расценить требования государственной защиты русского народа от «жидовской эксплуатации» и «жидовского развращения»? Разве это не было признанием русской слабости перед лицом силы евреев?

Здесь стоит привести цитату из крупного американского социолога XX в. Роберта Мертона. Вывод, сделанный им на американском материале, вполне применим к России начала прошлого века: «...Наложение определенных ограничений на "чужую" группу — скажем, нормирование числа евреев, которым разрешено поступать

в колледжи и профессиональные школы, — логически вытекает из страха перед предполагаемым превосходством "чужой" группы. Если бы дело обстояло иначе, ни в какой дискриминации не было бы нужды»219.

Страх и ненависть — очень сильные эмоции. Тем более что они носили подлинный характер, а не просто использовались в качестве пропагандистского оружия и средства политической мобилизации. Но не были ли они чрезмерными? Разве могли 7 млн евреев угрожать более чем 90 млн русских, украинцев и белорусов и могущественной самодержавной империи? А ведь именно это вытекало из юдофобии правых.

219 Мертон Роберт. Самоисполняющееся пророчество // Прогнозис. 2006. № 1.С. 233.

В какой-то мере страх перед евреями питался впечатляющей социальной и культурной динамикой еврейства в позднеимперской России. Превращение еврея из местечкового гешефтмахера и презираемого грязного ростовщика (распространенные образы еврея в мировой и русской литературе) в крупного дельца, преуспевающего адвоката и врача, модного журналиста — властителя дум произошло настолько стремительно и неотвратимо, что вызывало наряду с изумлением и восхищением также оторопь, страх и ненависть. Но не стоит сводить объяснение лишь к социальной зависти, испытывавшейся к евреям как удачливым, энергичным и преуспевавшим конкурентам, или же к канализировавшейся по этническому руслу чувству социальной ненависти. То была лишь одна сторона дела.

Другая состояла втом, что для правых интеллектуалов и идеологов русского национализма евреи парадоксально оказались воплощением тех качеств и атрибутов, которые они приписывали русскому народу, но которые почему-то обнаруживали у евреев, а не у русских! «Антисемитизм был чем-то вроде славянофильства разочарования, осознанием нереализованности национального потенциала. Ради статуса великой державы русские отбросили свой миф об избранном народе и империи правды и справедливости. Евреи, по контрасту, продолжали верить в свою избранность и держаться за мессианские пророчества. Тогда как славянофилы мечтали о крестьянской общине, основанной на принципах православия, все евреи, как казалось, жили собственными общинами, управляемыми религиозными лидерами, и добились успеха там, где русские потерпели неудачу: мессианская религия евреев стала сутью их национального самосознания»220.

Обида на то, что евреи оказались большими русскими, чем сами русские, успешно дожила до наших дней. Русские охотно сетуют на еврейскую «групповщину», на то, что евреи (можно взять шире: инородцы) «всюду тянут своих», тем самым вольно или невольно признавая, что русская общинность, взаимовыручка, чувство локтя — не более чем фикция или, говоря языком социологии, «парадная ценность» (то есть такая ценность, которую люди приписывают себе, но которой в своей жизни не руководствуются).

Совершенно не важно, были ли евреи на самом деле такими, какими их видели русские правые: сплоченным и преисполненным мессианских упований народом. Ведь реальностью были не евреи как таковые, а тщательно лелеемое и пропагандируемое правыми представление о них.

Хоскинг Джеффри. Указ. соч. С. 406.

Сердцевину

русского националистического мифа о еврействе и мотор русского антисемитизма составило тягостное ощущение, что русские проигрывают евреям не только экономическую, но, главное, мессианскую конкуренцию. Евреи бросили вызов мессианскому первородству русских в русской же вотчине. В этом смысле можно сказать, что самим фактом растущего антисемитизма за евреями признавалась огромная и безусловная сила — не только социальная энергия, но и мистическая сила.

Естественно, эта сила не могла не оцениваться правыми исключительно отрицательно. То, что для самих себя русские считали достоинством и добродетелями, для евреев они считали пороком. В самом деле, если может быть лишь один-единственный мессианский народ, и этот народ — русский, то еврейская претензия на мессианизм была ложной, враждебной России и вообще христианству. Генетически подобное представление восходило к давнишней христианской критике иудаизма, но в новой исторической реальности старая схема наполнилась новым содержанием и приобрела неожиданную актуальность. Еврейский капитализм и еврейский революционаризм рассматривались как сущностно единая сила, атакующая традиционную Россию с разных флангов. Более того, эта сила уже во многом смогла обольстить и свернуть с истинного пути русский народ и бросила успешный вызов «палладиуму России» — самодержавию.

В демонизации еврейства, его интерпретации как субстанциально враждебного русским народа использовались различные культурные языки. На «старом» языке христианства евреи в силу своего метафизического предательства по отношению к Христу оказались оружием в руках Антихриста, а синагога — оплотом дьявола. Но этот средневековый язык уже не улавливал реалий прогрессистской и секулярной эпохи, поэтому он переплетался с новым для России рубежа прошлого и позапрошлого веков языком крови, расизма. Однако какие бы культурные формулы — от грубых и примитивных до рафинированных и изощренных — не использовались русским антисемитизмом, за ними стояло одно всепоглощающее и поистине экзистенциальное чувство — страх. Страх перед евреями.

Подытожим краткие размышления о корнях, причинах и специфике русского антисемитизма. В историко-культурном контексте Российской империи евреи представляли собой классический, почти идеальный тип «чужого». Изменение модуса восприятия этого «чужого» с преимущественно нейтрального на негативный было, в самом общем виде, вызвано бурной модернизацией страны. Различные социальные группы, в той или иной мере общавшиеся с еврейством, наполняли образ «чужого» собственным, но одинаково негативным содержанием. Для части низших классов евреи оказались символом социального угнетения, для социально и экономически преуспевших групп — опасным конкурентом, для части правящей элиты — воплощением революционной угрозы, для правых — двухглавым драконом революции и капитализма.

В то же время антисемитизм имел важную психологическую, экзистенциальную подоплеку. Фактически он выступил в роли защитного механизма психики от социального стресса и невыносимой реальности. В силу своей чуждости евреи служили удобным объектом многочисленных личных и групповых фобий и комплексов, козлом отпущения за происходившие в России начала XX в. грандиозные и неприемлемые для правых перемены. Кто-то же был виновен в той динамике — революционной и социально-экономической, которая сотрясала устои Российской империи и поставила под вопрос Старый порядок. По определению, это не могли быть самодержец и преданный ему «народ-богоносец». Да, часть русских людей была обманута, но кем? В общем, все сходилось на евреях.