Несостоявшаяся свадьба
Шрифт:
Наконец на свои молитвы он получил ответ. После трех смен в летнем лагере для трудных подростков в Барнстейбле в качестве наставника, а затем шестилетнего трудового стажа в клиниках для наркоманов он не только очистился от грехов и своих прежних пристрастий, славно послужив на ниве господней, но и заработал право вести приход и проповедовать.
Посвященный в сан, он явился сюда триумфатором, с опытом обращения в веру беглых подростков, агрессивных наркоманов, вынутых из петли самоубийц и отчаявшихся матерей-одиночек. Никто из нынешних его прихожан не знал, через какую пучину людского горя он прошел, но его мягкость и склонность к мудрому всепрощению, как и морщины на лбу, свидетельствовали
Все его самые смелые мечты о собственном будущем не шли ни в какое сравнение с тем, что он получил в реальности. Паства приняла нового пастыря в свои объятия. Он вошел во многие семьи, словно близкий родственник, и радушие их не ограничилось первыми днями знакомства, а продолжалось и поныне — приглашения на ленчи, банкеты, коктейли, даже чаепития в узком кругу. Репутация грешника, прошедшего тяжкий путь покаяния и, следовательно, очистившегося от мирских соблазнов, вызывала к нему неподдельный интерес.
Редки были вечера, которые Уитни проводил в одиночестве, и поэтому они доставляли ему особое удовольствие. Он предавался размышлениям в тиши своего кабинета, смакуя, словно гурман изысканные блюда, все аспекты той благодати, которую даровал ему господь, — и место служения святому делу, и замечательных, добрых и щедрых прихожан, и обеспеченное будущее. Преподобному Уитни оставалось всего лишь семь лет до пенсии, а затем уже никакой суеты и прямая дорога в райские кущи после оплакиваемой всеми его мирной кончины.
Кончину свою преподобный Уитни собирался оттягивать как можно дольше, чтобы успеть воспользоваться всласть накопленными материальными средствами. Доход церкви Святого Духа в Манчестере, штат Массачусетс, где селились преданные истинной религии состоятельные люди, был велик, и священнику, разумеется, перепадал некий процент от пожертвований и от платы за ритуальные процедуры. Он смог и кабинет обставить — конечно, не за личный счет — с максимальным комфортом и с умеренной изысканностью, ласкающей взгляд, но не оскорбляющей религиозную аскетичность допущенного сюда богатого прихожанина. Он был вынужден вторить вкусам дизайнера, нанятого влиятельной леди, которая обожала ковры, дорогую кожаную мебель и садик вокруг дома, ухоженный, как ноготки на ее наманикюренных ручках.
Женщины из Гильдии цветоводов доставляли преподобному Уитни своим рвением некоторые неудобства, впрочем, легко устранимые. Он получал столько цветов — персонально и для украшения алтаря, — в таком количестве, что от этих дорогостоящих, но быстро вянущих растений, превращающихся в бесполезные веники, надо было как-то избавляться. Церковь Святого Духа тратила немалые деньги на вывоз мусора.
Если б эти милые леди-цветочницы знали, как он устал от тюльпанов, маргариток… а от роз его просто тошнит. Венки и букеты на свадьбах и на похоронах, на Пасху и на Рождество! Он начал ненавидеть женщин, потому что они ассоциировались в его сознании с цветочным запахом.
Однако мысли о женщинах возбудили его плоть. Причем настолько, что он вскочил с кресла и принялся расхаживать по комнате. Он многое смог преодолеть в себе, кроме элементарных физических потребностей. Воздержание давалось ему с трудом. Когда местные дамы помогали пастырю перетаскивать тяжелые коробки с пожертвованиями для бедняков — одеждой и кухонной утварью — или украшали этими чертовыми цветами алтарь, он впивался взглядом в их соблазнительно изогнутые тела, а в особенности в округлости бедер, столь манящие. А выслушивая их торопливый шепот во время исповеди, он представлял, как шевелятся их губки, и жаждал впиться в них поцелуем и проникнуть еще дальше.
Не усталость физическая и моральная на ниве трудов во
Преподобный редко пользовался автомобилем, предпочитая пешком навещать прихожан, а также сирых и нуждающихся в ободряющем слове, соблюдал недельной продолжительности церковные бдения, которые укрепляли веру как в нем самом, так и в людях, пожелавших присоединиться к нему. В период этих семидневных испытаний он большей частью проводил время молча, сидя в темноте, воображая себя первобытным человеком. Ему казалось, что он заключен в пещеру, сырую и без проблеска света, и только глас господень укажет, как найти выход из лабиринта. Такой дискомфорт создавал резкий контраст с житейскими удобствами до начала бдений и обострял чувство радости при возвращении к привычному образу жизни.
Отец Уитни проследовал к шкафу и распахнул дверцы, ощупал пальцами предметы его официального церковного одеяния — две рясы, две элегантные ризы, накрахмаленные стихари разных расцветок для соответствующих служб — красные, зеленые, белые и пурпурные. Пояса свешивались с крючков, укрепленных на задней стороне дверцы. Имитирующие простую веревку, они, однако, стоили немалых денег. Его пальцы прикоснулись к ним, проверяя их податливую мягкость. Все было в порядке и на своих местах, как он оставил, уходя из комнаты в прошлую полночь.
Затем он протянул руку к дверце крохотного чулана, где хранилось кое-что нежелательное для постороннего взгляда. Дверца почему-то оказалась незапертой. Это его смутило. Уитни заглянул внутрь и с облегчением убедился, что и здесь вроде бы ничего не тронуто. Он был уверен, что тщательно запер чулан в последний раз, когда пользовался им, однако теперь его одолевали сомнения. Он посетовал на свою рассеянность. Надо быть бдительным и постоянно перепроверять себя.
Возвратившись на свое место за столом, он извлек из ящика пакет с полезной смесью — кураги, изюма и орехов кешью, — еженедельная порция, которой он запасался, платя со скидкой как постоянный покупатель, в «Лавке здоровья» в Беверли-Фармз. Хотя продавщица, девчонка-подросток с милыми косичками, никогда еще не посещала его церковь, она почему-то угадала в нем священника, обращалась к нему «святой отец», заворачивая покупку и опуская ее в его распахнутый портфель коричневой кожи, а провожала преподобного улыбочкой, где белела меж неровных зубок неизменная жвачка.
Ему нравилось все вместе — и почтительное отношение, и улыбка, и девичий голосок. Он чувствовал себя счастливым от того, что может по-отечески вносить радость в юные, невинные души.
Он достал из пакета орех и медленно стал жевать, постепенно начиная ощущать его вкус. Секретарь оставил ему внушительную стопу посланий, полученных днем, и каждое требовало ответа.
Прихожанин просил включить в молитвенный список члена его семьи. Молодежный комитет рассчитывал на согласие отца Уитни выделить некую толику из церковных фондов на экскурсию в Бостон. Нужно было просмотреть отчет Комитета по градостроительству и землеустройству, инспектирующего положение с вредными отбросами на близлежащей фабрике, и еще множество просьб, оповещений и приглашений. Церковь Святого Духа была своеобразным правительством на отведенной ей территории, а преподобный Уитни, служа господу, занимал как бы еще и мирскую должность его премьер-министра. Никто не надеялся, что он даст ответ или как-то прореагирует уже сегодня, но загодя просматривать документы, чтобы иметь время над ними подумать, вошло у него в привычку. Меньше всего он хотел обидеть кого-то из прихожан необдуманным отказом или случайным недосмотром.