Несравненное право
Шрифт:
Кстати, эти олухи были уверены, что адмирал сейчас в Идаконе! Видимо, вызывая меня, они заметили Шани и ничего не заподозрили. Эльфийская магия оказалась хорошим щитом против чужих глаз! Тем не менее слова Пустоглазого подействовали на меня, как хорошая оплеуха! Рене! Где он?! Что с ним?!! Я опять не поняла, как это у меня вышло, но я разорвала связь с Пустоглазым, отшвырнув его, как паршивого щенка. Это было очень больно, но, по-моему, этой твари досталось сильнее, чем мне. Он исчез и, исчезая, выпустил зеркало из-под контроля, а я как-то сумела перехватить власть над этим окном в бездну и заставить его повиноваться. Сквозь клубящуюся мглу проступила горная тропа, высокие лиственницы, полосатая скала с раздвоенной вершиной, а потом я увидела Рене верхом на осатаневшем Гибе. Там, в горах, шел бой. Передо мной мелькнул белый плащ Эмзара, рядом с братом Астена, кажется, бился Нидаль, а чуть дальше вспыхнули золотом доспехи Рыцаря Осени,
Это мое усилие оказалось последним. То ли Пустоглазый все же захлопнул дверь, то ли я нечаянно разорвала нить, связавшую меня с обезумевшим зеркалом, но битва в горах вдруг распалась на тысячи холодных разноцветных огоньков, словно бы стекло мгновенно замерзло, а затем я увидела в нем себя… Так я и не узнала, чем закончился бой и смогла ли я хоть как-то помочь.
Гиб яростно визжал, колотя белоснежными копытами сбитого наземь врага. Водяной Конь сражался умело, словно ему не раз приходилось иметь дело с подобными существами. Хотя кто знает, из каких бездн вызвала Сумеречная это создание… Сам Рене довольно долго довольствовался ролью простого наблюдателя, не мешая коню сражаться и вместе с тем запоминая и пытаясь понять, что же происходит. Силы были примерно равными, но у эльфов была только одна цель — полностью уничтожить противника, странные же существа на бледных лошадях, похожие и непохожие на тех, кого Гиб убил в Башне Альбатроса, с остервенением защищали свою жизнь, стараясь прорваться из окружения. Нескольким это удалось, и сразу же Клэр и трое эльфов, выбравшись из общей кучи, устремились в погоню.
Бой шел словно бы в двух измерениях. На первый взгляд бледные и эльфы рубились, как обычные бойцы. Знаменитые луки эльфов были отложены после первого же выстрела, уложившего на месте десятка три противников. Насколько смог Рене разобраться в этой круговерти, как только бледные увидели, с кем имеют дело, они поставили барьер, исключающий использование оружия, непосредственно не соприкасающегося с телом своего хозяина.
Орудовали обе стороны мечами — похоже, адепты Ройгу, так же как и их противники, привыкли к старинному оружию, ничем, впрочем, не напоминавшему тяжеленные железяки времен первых королей из династии Анхеля. Тогда, после победы Циалы над Проклятым, даже жалкие остатки боевой магии были запрещены и забыты, а сумасшедший монах Фома Роканский еще не изготовил свое адское зелье, позволяющее взлетать прямо на небо. Правда, в непотребном для предстатия пред Творцом виде. В те годы люди укрывали свое тело с помощью холодного железа, служившего прекрасной защитой от такого же железа. Потом, когда появились пушки, мушкеты и особенно сравнительно легкие пистоли, которые можно заряжать заблаговременно, пришлось соразмерять прочность доспехов с их легкостью, позволяющей всадникам и пехоте маневрировать. От доспехов прежних лет, когда тяжело вооруженные рыцари и их несчастные кони таскали на себе пуды железа, уцелели лишь нагрудники-кирасы, шлемы, которых старательно избегали легкомысленные молодые нобили, и в некоторых кавалерийских полках поножи и налокотники. Мечи же превратились в более удобные в ближнем бою шпаги и сабли.
Рене немало дивился эльфийским клинкам и шлемам с забралами-стрелками, теперь же он увидел их в деле. Снаряжение Перворожденных как нельзя лучше подходило для схватки именно с бледными. Изящные доспехи, видимо, были нужны не столько для защиты от мечей, сколько от чуждого колдовства. Бледные подобной защиты не имели и потому погибали чаще, но от этого было не легче. Вряд ли у Михая был только один подобный отряд, эльфы же были здесь все. Кроме, разумеется, тех, с кем судьба свела Рене еще в юности, но между ними и Эландом расстилалось бескрайнее Серое море.
Рене с болью увидел, как светловолосый эльф схватился за горло и, пошатнувшись, приник к гриве светло-серого коня. Двое бледных бросились в образовавшуюся было брешь, намереваясь ускакать. Гиб злобно взвизгнул и прыгнул вперед, сбив противника грудью и добив копытами — это был его излюбленный прием, немало врагов уже нашли смерть под копытами исчадия ада, в которое превратился Водяной Конь. Второй бледный тем не менее вырвался из окружения и понесся к лесу. Рене, сам не понимая, что делает, внезапно вскинул руку в его направлении, произнося давным-давно забытые слова, призывающие ветер. Они и раньше-то сработали один-единственный раз, когда он на маленькой
Эльфийские спасители Рене отговаривали его от этой затеи, предлагая остаться с ними, но Рене хотел одного — вернуться к людям. Тогда ему и объяснили, что делать, попросив больше никогда не применять эти знания. Он свое слово сдержал, да так, что странные певучие слова опустились на самое дно его памяти. И вот теперь всплыли.
Рене сам не понял, как они сорвались с его губ, сопровождаемые жестами, про которые он точно не мог слышать. Прошумели верхушки лиственниц, и навстречу беглецу ринулся невесть откуда взявшийся вихрь, отшвырнувший его назад с той же легкостью, с которой мальчишка забрасывает камень в пруд. Боковым зрением Рене успел заметить, как всадник с конем со всей силой влетели в вековой ствол и так и остались лежать меж узловатых корней. Удивиться герцог не успел. С его памяти словно бы спала пелена, и в мозгу всплыли слова, значение которых он давным-давно забыл, если вообще когда-то понимал, само же время словно бы замедлило свой бег. Да нет, не замедлило, это он, Рене, вдруг стал чувствовать, что сейчас сделает тот или иной бледный, а значит, и упреждать эти маневры.
Всего пять слов: «Терез ленья че ти хогуэра!», и черно-синий огонь, подобный тому, что выручил в Белом Мосту и Петрищах, охватил трех атаковавших Эмзара бледных, не тронув сражавшегося рядом эльфа. Крик «Арде», повторяющий непонятное церковное слово, и на конце шпаги Рене, в которой сроду не было ничего таинственного, расцвела огненная гвоздика. Таланты герцога как наездника заметно уступали его умению фехтовальщика, но не тогда, когда под ним был Гиб. Рене уже понял, что со спины Водяного Коня просто так не упадешь, а управлять им нет никакой нужды — эландец ощущал то же слияние со своим скакуном, что и с боевым кораблем. Они с Гибом в этом бою стали единым целым, герцогу казалось, что в него вливается сила и вековая ненависть волшебного существа, Гиб же упреждал желания наездника, оказываясь в нужное время в нужном месте.
Даже явное наслаждение, которое дарила черному жеребцу схватка и личная расправа над врагом, отступало, когда Рене видел, что надо мчаться в другое место, кого-то выручать — эльфов все же было поменьше, чем их врагов, или же, напротив, не дать очередному бледному уйти.
Горящая шпага Рене оказалась оружием, противостоять которому бледные были не в состоянии. Одно ее прикосновение сначала раскаляло их мечи, а затем превращало в струйки пара. Кони, обожженные черным огнем, бесились и выходили из повиновения, белые плащи вспыхивали, как солома на ветру жарким летом, облепляя наездников и коней, превращая их в живые костры. Но главным было не это — видя судьбу своих товарищей, остальные, потеряв голову, бросались на эльфийские клинки, лишь бы уйти от всадника с горящей шпагой. Вскоре все было кончено. Как только последний бледный принял смерть от рук Лебединого Крыла, странное состояние покинуло Рене. Накатилась страшная усталость, в глазах потемнело, и он буквально рухнул на руки кого-то из Перворожденных.
Глава 21
Зеркало снова стало зеркалом, честно отражающим угол затканной ирисами и бабочками арцийской шпалеры и пару резных кресел. Надо будет сказать, чтобы эту гадость — не кресла, а сходящее с ума посеребренное стекло, вынесли куда подальше. Я и раньше-то не шибко любила эту женскую усладу, а уж теперь… Но, как бы то ни было, схватку со слепым гостем из зазеркалья я выиграла. Пустоглазый красавчик пришел за шерстью, а ушел даже не стриженый, а бритый. Жаль, конечно, что они теперь знают не только, где я, но и чего от меня можно ждать. Ну и пусть им! Теперь десять раз подумают, прежде чем напасть!
Да, схватка выжала меня, как губку, но это была недорогая цена за Знание и за то, что мне удалось сотворить… Еще раз взглянув на пришедшее в себя зеркало, я на ватных ногах добралась до окна, где стоял кувшин с нарциссами. Жаль их было, но вода была нужнее мне, и я опрокинула кувшин себе на голову. Наверное, царка помогла бы еще лучше, но в моей комнате ее не было — эландцы полагают ее мужским напитком.
Мокрая, как утонувшая мышь, я стояла у распахнутого окна, жадно вдыхая соленый ветер. Итак, я не безоружна перед ройгианцами! То, что угнездилось во мне с той ночки в доме геланского лекаря, поднимало голову всякий раз, как сталкивалось с их магией. Я сама не понимала, что творю, как не понимает кошка, как ей удается упасть на все четыре лапы, но это было неважно. Главное — результат. Только что я на равных схватилась с кем-то очень сильным и победила. Да, это был не сам Ройгу или кто-то из его ближайших подручных, а то, что Астен называл астральной проекцией, но и это было очень даже неплохо. Я научилась орудовать направленными на меня заклятьями, как мечом, вырванным из вражеской руки и отрубившим эту самую руку.