Несравненное право
Шрифт:
Годой собирался проделать это завтра, но сначала он желал развлечься.
— Дорогая, — тарскиец положил тяжелую руку на колено собеседнице, — я мог бы тебя наказать за недоверие, но я тебя временно прощаю…
Илана потрясенно молчала. Сначала ей показалось, что муж играет ею, как кошка мышонком, что он разгадал ее замысел и, по своему обыкновению, глумится над жертвой. Но, глядя в масленые глаза Годоя, она поняла, что это не так. Супругу и в голову не приходило, что она замышляла измену…
Ланка кокетливо улыбнулась, заметив, что, прежде чем умолять о пощаде, она нальет вина, и, шлепая босыми ногами, подбежала к резному шкафчику. Оглянулась. Муж следил за ней взглядом осеннего кабана, ему доставляло
Да, он был сильным колдуном, умелым политиком и редкостным подонком, но, самое главное, он был смертным. Конечно, ожидай Годой подвоха, справиться с ним было под силу разве что Роману, но сейчас мысли тарскийца были заняты супругой, каковую он почитал своей союзницей. Ланка поняла, что, если она не сделает этого теперь, будет поздно. Последняя из Ямборов глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. Хорошо, руки не дрожат, а куда ударить, она, хвала святому Эрасти, знает. Шани Гардани в свое время неплохо обучил сестру своего друга тому, что та страстно желала знать, в том числе и обращению с кинжалом.
Илана, якобы разливая вино, наклонилась и нажала потайную панель, за которой хранился изящный стилет. Сейчас от нее зависит жизнь Гелани… В городе, конечно, ненавидят и презирают «шлюху Годоя» и никогда не поверят тому, что именно она их спасет, но… Но это не повод для того, чтобы позволить всех умертвить, а из их смертей сварить жизнь для горстки мерзавцев.
Странно, неужели это она всего год назад согласилась с убийством единственного любимого человека?! Надо же, прошло всего ничего, а она отказывается от почти бессмертия и власти над всеми Благодатными землями, чтобы спасти ненавидящих ее горожан, большинство из которых и в глаза не видела… Принцесса ловко изобразила атэвскую танцовщицу, которая, как известно, подает вино своему повелителю, держа поднос на кончиках пальцев одной руки, а вторую изящно заводит за спину. Подойдя танцующей походкой к Годою, Ланка опустилась на одно колено, не расплескав при этом ни капли вина. Михай потянулся к бокалу, и тут Анна-Илана Ямбора с силой вогнала нож в короткую крепкую шею…
— Дане атамане! Швыдше! Беда! — Рыгор, улучивший минутку, чтобы посидеть с Гвендой за чаркой царки и обрисовать ей блестящее будущее, которое их ожидало, аж подскочил, расплескав драгоценный напиток:
— От олух скаженный! И шо там у тебе трапилося?!
— Да не в мене! — широкоскулый фронтерский парнишка с трудом перевел дух. — То с даном Луи. Поранили его.
Рыгор, с ревом опрокинув тяжеленный резной стул, бросился вон из дому. На ходу посланец рассказал, что знал. Все было просто, как огурец. Когда принц, выйдя из ратуши, где встречался с цеховыми старейшинами, садился на коня, с крыши в него выстрелили из арбалета. Стрелявший был схвачен на месте, им оказался один из городских стражников, причем убийца не пытался ни отрицать свою вину, ни скрыться. Похоже, он не в себе. Луи тяжело ранен, но в сознании. Дело плохо, но принц никого к себе не подпускает, требует Рыгора.
Фронтерец бегом мчался по мощенной мрамором южных морей Корабельной улице, и высыпавшие на улицу прохожие торопливо расступались перед хмурым атаманом. В голове Рыгора яростно билась мысль — не уберег, дурак! Не допер, а оно ж коню понятно было — не позволят нобили Луи все перевернуть… Понимать надо было, охрану приставить, в три, в четыре глаза следить. А он рассиропился — дескать, война кончилась, можно к бабе на перину…
Вторая мысль, которую Зимный старательно гнал как
Луи он нашел в вестибюле ратуши. За неимением лучшего, принца положили на огромный, затянутый зеленым сукном стол, куда до войны складывали прошения, поступающие на рассмотрение магистрата. С первого взгляда войту стало ясно, что дело хуже не придумаешь. Он сразу же признал тарскийскую арбалетную стрелу с раздвоенным зазубренным наконечником. Такую не выдерешь, да и угодили туда, где у человека становая жила проходит. Тут только тронь — и все! Был бы здесь Роман Ясный, может, и сделал бы чего, да либра, как на грех, унесло в Кантиску. Рыгор, с трудом напустив на себя лицемерно бодрый вид, склонился над своим принцем, и тот с облегчением улыбнулся посиневшими губами.
— Ты пришел… Это… хорошо.
— Куда б я от вас подевался, хотев бы я знать, — нарочито грубовато откликнулся фронтерец, — но ты не шибко говори, а то тебе не добре будет.
— Мне все недобре… Я воин, Рыгор… я все понимаю… Лупе, позаботься о ней… И об Арции… На тебя… остается… Кардинал… где кардинал? И эркард?
— Тут, тут… — клирик, каким-то непостижимым образом успевший переодеться в приличествующие печальному событию одежды, и по-аистиному худой и голенастый эркард торопливо протиснулись сквозь толпу и склонились над умирающим.
— Слушайте мою волю, — голос Луи был тих, но глаза смотрели осмысленно, а слова звучали четко. — Я, Луи Арцийский, законный наследник арцийского престола, находясь в здравом уме и твердой памяти, назначаю регентом… находящегося здесь Рыгора… и повелеваю… ему… собрать Генеральные Штаты… завтра же… Я жалую ему титул герцога Фронтерского… со всеми привилегиями… и назначаю его маршалом Арции… Герцог, возьмите императорское кольцо… Так… хорошо… Вы слышали? Объявить всем… Сейчас же…
Дюжий коронэль, последний из «Котов», на бегу подозрительно протирая кулачищами глаза, бросился к выходу, и почти сразу же надсадно завыла труба городского глашатая…
— Хорошо, — улыбнулся Луи, — мы все-таки успели… Рыгор… Остальное ты знаешь… Лупе… Я тебе… верю…
— Все, — старенький медикус пощупал жилку на шее Луи, — кончено.
Рыгор неловко бухнулся на колени, шепча молитву, которой его научила еще бабка. Из-под стола раздался жалобный, протяжный вой — Гайда, как могла, оплакивала своего хозяина. Запахло церковными куреньями и воском — клирики споро взялись за привычное дело. Новоиспеченный регент безуспешно пытался совладать одновременно с обуревавшими его эмоциями и разбегавшимися, как потревоженные тараканы, мыслями. Два важных нобиля, спехом нацепившие траурные одеяния, с вкрадчиво-почтительными лицами встали за спиной Рыгора, сзади маялось несколько других, не столь расторопных. Атаману захотелось выхватить плетку и разогнать этих равнодушных людей, изо всех сил пытающихся показать, что они испытывают какие-то чувства, кроме озабоченности по поводу собственного будущего. Но это-то как раз было невозможно — Луи оставил Арцию на него, Рыгора, и он просто обязан был справиться.
Нужно было созывать эти самые Штаты, искать законного наследника, хоронить, короновать, воевать… И все это было на нем.
— Монсигнор! — Рыгор спервоначалу даже не сообразил, что это обращение и воинский салют со стороны капитана императорской гвардии относятся к нему. — Эта женщина… Леопина. Мы нашли ее…
Рыгор оглядел собравшихся арцийцев и рявкнул:
— Прошу всех выйти вон! Сейчас не время для чужих… И для дел тоже. Завтра в Львином зале… Собрать всех, кто в тих… Штатах болтается. Кто не придет — без него порешаем… Нихто не придет — сами с гвардейцами дела поведем… А теперь тут будуть только найблизкие.