Несравненное право
Шрифт:
— Именно так, — уверенно подтвердил Рене и замолчал, подыскивая новую тему, — знаешь, мой сын очень дружен с Белиндой.
— Да, я знаю, она мне написала, — согласился Шандер, — передай мою благодарность Рене-младшему.
— И Диману, — торопливо добавил Рене, — именно он избавил девчонку от общества моей супруги.
— Странная вы пара, — задумчиво заметил Шандер, — мне, наверное, никогда не понять ваших отношений.
— Мне тоже, — улыбнулся Аррой. Тема была нащупана. В конце концов, обсуждать с Шани свои семейные дела можно было без утайки, а чужие неприятности на какое-то время отвлекут беднягу от собственной беды, — это ты у нас счастливчик, которому
— Я счастливчик? — в темных глазах Шандера полыхнуло пламя. — Да, разумеется, счастливчики всегда теряют тех, кого любят, и превращаются в обузу, подыхая на руках своих друзей.
— А ну заткнись, — рявкнул Рене адмиральским голосом, в бешенстве позабыв, что находится у постели умирающего. Как ни странно, это помогло — Шандер внезапно улыбнулся, став похож на себя прежнего.
— Слушаюсь, монсигнор.
— Вот именно, — улыбнулся и Рене. — Нечего тебе прибедняться, тебя любили, и ты любил. Да, она умерла, но осталась Белка. А теперь появилась еще и Лупе.
— Так ты знаешь?
— Догадываюсь. Она любит тебя, и, готов спорить на что угодно, она тебя найдет. Так что изволь дождаться.
Кажется, он наконец взял верный тон, потому что с лица Шандера медленно исчезали равнодушие и безнадежность. Тема Лупе оказалась неисчерпаемой, они проболтали чуть ли не полторы оры, когда в комнату влетел запыхавшийся Зенек.
— Монсигнор! Кардинал Максимилиан.
— Ну и? — весело осведомился Рене. — Что с тобой? Кардинала никогда не видел? Тут он, что ли? Зови. Ты не возражаешь, Шани? — Шани не возражал, да и не успел бы возразить. Дверь распахнулась, и в комнату вступил Его Высокопреосвященство, причем не один.
Из-за обложивших небо облаков проследить границу между днем и ночью было трудно, но гоблину показалось, что стемнело как-то сразу. Со двора тянуло сыростью, и Уррик, всегда гордившийся своим умением переносить как тепло, так и холод, неожиданно для самого себя зябко передернул плечами. Он не видел смысла в усилении караула, но служба есть служба, и два десятка гоблинов заняли указанные им места на галерее дюза, куда вновь пожаловал регент, вознамерившийся просить Творца прекратить дождь.
Молебен подзатянулся, и гости, и монахи устали, так что дюз затих довольно рано, и только колокол отбивал каждую ору. Время тянулось неимоверно медленно. Странно, но на сердце Уррика кто-то словно положил тяжелый камень. Даже не камень, а кусок грязного подтаявшего льда. Никогда еще гоблин так страстно не ждал утра, хотя ночь, напоенная запахами нарциссов, сирени и мокрой земли, ничем не отличалась от вереницы предыдущих. Было тихо. Даже соловьи, и те не пели, измученные затянувшимся ненастьем. Впрочем, соловей — птица вольная, сам решает, где ему летать и когда петь.
Если бы только небо очистилось! Уррику отчего-то неистово хотелось увидеть извечный узор созвездий, поочередно восходивших над горизонтом. В эту пору особенно хорошо видны четырнадцать зеленоватых звезд, в горах называемых Косами Инты, а здесь — Сиреной, но все закрывали тяжелые, низкие облака. Обычное, в сущности, дело, но Уррик с трудом сохранял спокойствие, ему отчего-то хотелось закричать в голос, зажечь факелы, разбудить людей. В довершение всего с реки потянуло туманом — дело во время ливня немыслимое!
Жители Олецьки ворочались и кричали в своих постелях, отбиваясь
Годой подошел вплотную к Уррику и его людям и поочередно взглянул всем в глаза.
— Вы знаете, что должны повиноваться мне. — Гоблины согласно наклонили головы — конечно же, они знали, они один раз присягнули, и этого вполне достаточно. Регент, похоже, остался доволен. — Сегодня я делаю первый шаг к возвращению того, кому вы служите. Идите и помогайте!
Помощь, впрочем, не потребовалась. Ни аббат Вилизарий, ни его монахи, ни тем более несколько человек заключенных — так, всякая мелочь, сельские знахари и знахаришки, не сопротивляясь, направились в иглеций. Они были первыми, но не последними. Пришел эркард с женой и многочисленными детьми — от шестнадцати до четырех годов, заспанные нобили, торговцы, ремесленники… Храм, и так не очень вместительный, был забит до отказа. Затем привели двух девушек…
Мунт не окружали стены, вернее, стена-то была, но столица империи давным-давно выросла из нее, как ребенок вырастает из старой одежды. Сначала за пределы города перебрались самые бедные, а затем самые богатые, которые, не забывая старые дома поблизости от императорского дворца, обзавелись виллами в предместьях. Поскольку врага в Центральной Арции не видели уже несколько веков, а немногочисленные разбойники предпочитали держаться от столицы подальше, опасаться было некого. Но ворота в старой, построенной еще при Анхеле стене, давным-давно оказавшейся в центре города, прилежно закрывались ночью и открывались ранним утром.
Было ли это данью традиции, которую должна чтить любая уважающая себя держава, или же у императоров были свои причины содержать приворотную стражу, но попасть в Старый город, не имея «золотого ключика», ночью было очень трудно. Стражники давно уже превратили свои служебные посты в источник дохода, так как подгулявшие нобили, особенно теплыми ночами, обожали ездить туда-сюда, пополняя кошели приворотников. Однако в эту ночь им пришлось дважды бесплатно отворять ворота.
Первым в Южные ворота властно постучал высокий человек с факелом в черно-зеленых одеяниях храмового воина. С такого черта с два получишь, и заспанный страж, про себя проклиная припозднившихся клириков, налег на ворот, поднимавший решетку, — нужно было пропустить карету легата с эскортом. Второй гость явился спустя ору или две к Восточным воротам и тоже был пропущен без задержки — пропуск, подписанный маршалом, и перстень-печать его личного посланника сделали свое дело. Так в империю вступила Война, о которой до этого говорили как о чем-то далеком и совсем нестрашном. Разве мог кто-нибудь угрожать великой Арции?! Ну, атэвы еще туда-сюда, но они предпочитали пакостить на юге. Эландские маринеры, случалось, трепали торговые суда имперских купцов, но с этим свыклись, так как тягаться на море с идаконцами было занятием безнадежным, да и вред, наносимый ими, был не так уж и велик. Но чтобы какие-то Таяна и Тарска угрожала самой Арции! Ха-ха-ха… К вечеру смеялся весь Мунт.