Нэсси, или яйцо бронтозавра
Шрифт:
— Смешной вопрос. В мусорный ящик, куда же еще. Может быть, возьмешь их для своей козы?
— Спасибо. Сейчас еще много свежей травы. Просто так подумал. Ими ведь можно накормить десятков кроликов.
Текльтон пожал плечами.
— Я эту скотину держал, да бросил. Уж очень хлопотливое занятие. К тому же Долли не переносит даже запаха кроличьего мяса. Да вот она сама.
Доротея Текльтон показалась в дверях дома, подошла и подала Клиффорду плетеную корзинку, покрытую сверху нежно-зелеными листьями салата.
— Вот, возьми для Мириам. Чудесная клубника. Сегодня получили большую партию. Передай ей привет,
— Большое спасибо, Долли. Все передам.— Он полез в карман и достал кошелек.
Доротея замахала руками:
— Не надо. Пусть Мириам меня навестит. Вот и все.
Эндрью согласно кивнул:
— Приходите в воскресенье на чай, Боб.
— С удовольствием,— ответил Клиффорд. Он поблагодарил Долли еще раз за клубнику, вывел из-под навеса свой велосипед, повесил корзинку на руль и попрощался. — До завтра.
— Будь здоров. Привет Мириам.
Шесть километров до маленького собственного дома на окраине поселка Гринвуд он, спокойно нажимая на педали, преодолевал обычно за полчаса, а на этот раз уложился в двадцать минут. Мириам, как всегда в этот вечерний час, поливала цветы в крохотном палисаднике перед домом. Когда Боб провел велосипед через калитку в живой изгороди, отделяющей палисадник от улицы, она оставила лейку и пошла ему навстречу.
— Добрый вечер, Мири,— приветствовал ее Боб, снял корзинку с руля и подал жене.— Это посылает тебе Долли. Она пожаловалась, что ты не показываешься у них. Они приглашают нас на следующее воскресенье на чай. Пойдем?
— Добрый вечер, Боб,— ответила Мириам, принимая корзинку. Приподняв листья салата, она с восхищением воскликнула: — Клубника! А сорт-то какой! Виктория!
— Правильно,— подтвердил Клиффорд,— и если за ужином ты угостишь меня даже полной тарелкой этих ягод, я не откажусь,— закончил он весело.
— Знаю тебя, сластену,— засмеялась Мириам.— Иди тогда, поставь своего железного ослика в сарай и приходи ужинать.
Боб не замедлил выполнить первую часть этого требования. Он обошел кирпичный домик с легкой мансардой над входом, пересек мощеный двор и открыл одну створку ворот в просторный сарай, который раньше одновременно служил конюшней и помещением для телег, потому что отец Мириам долгое время держал небольшой гужевой извоз.
За деревянной перегородкой слева от входа ему навстречу раздалось вечно недовольное блеяние козы Лисси, за которой из-за жирного и вкусного молока Мириам заботливо ухаживала. Но Клиффорд не обратил на нее сегодня никакого внимания. Поставив велосипед, он подверг сарай детальному осмотру и пришел к выводу, что он будто специально приспособлен для задуманного дела. Около тридцати футов в длину, двадцати в ширину и десяти в высоту без верхнего сеновала, он очень подходил, под «хлев для бронтозавра». Когда это название ему пришло в голову, Боб про себя ухмыльнулся. Конечно, для взрослого бронтозавра сарай слишком мал, но как «детская комната» для детеныша вполне подходит.
Насвистывая мелодию старой матросской песенки, Боб просматривал лежавший в углу строительный материал, которым он при случае пользовался, когда кому-нибудь в поселке помогал в постройке курятника или другого подобного сооружения. Цемент, известь, песок — все под рукой. Ему очень хотелось тут же приступить к работе, однако нетерпеливый голос Мириам позвал его
— Где ты там пропадаешь, Боб? Клубника ждет тебя.
— Я уже иду,— отозвался он. Продолжая насвистывать, он вымыл в кухне руки, сел за стол и стал лакомиться клубникой.
— Превосходно! — весело похвалил он, сунув в рот сидящей против него Мириам несколько самых крупных ягод и взялся за ужин. Мириам подозрительно посмотрела на него через стол и заметила:
— У тебя сегодня какое-то приподнятое настроение. Уж не выпил ли у Энди рюмочку?
— Что ты, милая, ни капли.
— Ну тогда, наверно, в твой музей опять привезли какие-то исторические косточки.
— Тоже нет,— отрицал Боб. И уже второй раз за этот вечер подумал: «Если бы ты знала!»
Он, конечно, понимал, что волей-неволей должен посвятить жену в свой замысел. Но не сегодня. Она узнает об его открытии тогда, когда он принесет яйцо бронтозавра домой и потребуется рефлекторная лампа, которую они зимой иногда включают, чтобы в комнате стало теплей и уютней. Но пока...
— Нет, Мири,— продолжал он, смущаясь,— дело в том, что сэр Эдвард просил меня сделать копию яйца бронтозавра, что ты видела в моем отделе. Где-то открывается палеозо... Фу черт! Все еще спотыкаюсь об эти ученые выражения. Открывается, значит, палеонтолого-зоологическая выставка, и на ней должно экспонироваться наше яйцо бронтозавра. Однако директор музея опасается, что драгоценный экспонат может потеряться или повредиться, и поэтому хочет послать туда его копию. Дело не терпит отлагательства, и я попытаюсь «снести» такое большое яйцо ещё сегодня,— закончил он, смеясь.
Мириам с сомнением покачала седоволосой головой.
— А не много ли ты на себя берешь? Ты ведь не скульптор,— сказала она.
— Зато бывший штукатур! — ответил Клиффорд самоуверенно.— И было бы смешно, если бы не справился с этим делом.
У него буквально чесались руки сейчас же начать делать яйцо. Из чулана в конце коридора он достал свою старую спецовку, переоделся и пошел в сарай. В небольшом деревянном корыте он перемешал цемент с песком, добавил немного извести и воды и превратил все это в густую тягучую массу. Ему не сразу удалось найти нужный оттенок цвета, но после нескольких экспериментов он все-таки добился своего. Тогда он отложил в сторону мастерок и начал лепить яйцо руками. Это оказалось труднее, чем он предполагал.
— Эх, если бы была форма! — бормотал он с нетерпением. Но времени для изготовления формы у него не было. Он спешил, потому что должен был заменить оригинал в музее копией, прежде чем посетители заметят, что древнее яйцо шевелится. Поздние сумерки июльского вечера сгустились, стало темно.
Было уже около полуночи, когда Клиффорд наконец остался своим произведением доволен. Острием ножа подделал он по памяти на скорлупе яйца трещинки и бороздки, не забыл также маленькую зарубку, которая, быть может, была следствием удара мотыги при раскопках. Незначительные отклонения от оригинала едва ли кто заметит, тем более, что большинство посетителей этому невзрачному экспонату, как правило, уделяют мало внимания. Вероятно, не сойдется и вес, но это тоже не играет роли. Кому придет в голову взвешивать гигантское яйцо? Что же касается прочности копии... Он ведь лепил муляж из быстро твердеющего цемента, и до утра яйцо станет как камень. Как оригинал!