Нестандартный ход 2. Реванш
Шрифт:
Здание пустовало. Сотрудники пользовались перерывом вовсю — готовясь к стремительно наступающему Новому году, ездили за подарками и закупались к застолью. Большинство перешло в щадящий режим, поскольку дедлайнов практически не было. Лишь единичные блоки пахали до победного, то есть, трудились даже в канун праздников.
Элиза с гордо поднятой головой прошагала к лифту, отметая все сомнения по поводу слухов о своей «подставе». Недельные переживания о репутации испарились. Безусловно, девушку не должно было заботить, какое мнение составят о ней люди, с которыми судьба вряд ли её столкнет вновь. Но всё равно было неприятно… Однако, если чему жизнь и
А у неё отболела потребность переживать о том, что «расскажут» окружающие.
Да и Рома, в конце концов, вчера сказал, что обелил её… И она ему верила.
Девушка открыто улыбалась редким попадавшимся на пути работникам и вскоре очутилась в родном юридическом отделе. Тоже пустом. К счастью. Сборы вещей заняли около десяти минут и поместились в небольшом бумажном пакете. Еще пять ушло на то, чтобы подчистить компьютер, полностью стерев любые напоминания о ней.
И вместе со своими пожитками Элиза поднялась наверх к Разумовскому, ничуть не сожалея о том, что ни с кем в итоге не попрощалась — никто из коллег по этому поводу не расстроится, они все между собой были лишь поверхностными приятелями. А вот подходя к приемной Ромы, ощутила внезапный мандраж. Накатила волна уныния. Сопровождающаяся непривычным тремором.
Но девушка выдохнула, собралась с духом и толкнула дверь. К счастью, и здесь никого не оказалось. Встретить Лену совершенно не хотелось. Элиза не отвечала за последствия такого рандеву, и ей повезло.
На двадцать секунд повезло.
Ровно столько понадобилось, чтобы войти в кабинет и застать ревущую девушку на диване в одиночестве. Та вскинула голову, прервавшись на миг, а потом с яростью стиснула зубы и завыла, всхлипнув беспомощно и горько. Глаза её блеснули ненавистью и следом наполнились кровожадностью.
Элиза помешкала от неожиданности, но всё же прошествовала к столу, уверенная, что нужные ей документы точно будут где-то на видном месте. И не ошиблась. Задерживаться в данной обстановке не было никакого желания — кажется, Рома по каким-то причинам оставил Лену в самый разгар разбора полетов. И девушка запретила себе думать об этом… Надо просто выполнить миссию и уйти.
В раскрытой папке лежал оригинал свидетельства о заключении брака, рядом — заполненное совместное заявление, а под ним обнаружились копии паспортов. Потянувшись к ручке, девушка мысленно усмехнулась, подметив, что, если бы они подождали еще неделю, попали бы ровно в тот день, в который пять лет назад расписались…
— Зачем ты только вернулась!.. — подала голос Лена, выплюнув слова с неимоверной концентрацией яда. — Зачем влезла! Он же тебе не нужен! Ты уходишь от него, не любишь!
— А ты любишь? — не смогла сдержаться Элиза, обдав собеседницу прямым прожигающим взглядом. — Любишь, поэтому предала?
Та захлебнулась возмущением и вскочила на ноги, дрожа от бешенства. Сжала ладони перед собой в кулаки, и втянула шею в плечи, взметнувшиеся вверх. Поза нападающего.
Только вот не было перед ней никакого страха. Презрение — было. Чуть-чуть жалости — тоже. Страха — нет.
— Да что ты знаешь, дрянь! Я влюбилась в него с первого взгляда! Ради него бросила жениха, отменила свадьбу за две недели до назначенной даты! Я боготворила Рому на протяжении всего этого времени,
— Зато ты верная соратница, продавшаяся с потрохами его конкуренту, чтобы убрать меня?.. — скептически приподняла бровь слегка удивленная внезапной исповедью Элиза и пренебрежительно фыркнула. — Тебе не кажется, что всё сказанное тобой звучит слишком пафосно и дешево на фоне того, что ты сделала? Давай прекратим этот абсурдный диалог, пожалуйста.
Девушка твердо поставила свою подпись на документе, не обращая внимания на шипящий свист, вылетевший из Лены.
И в последнюю секунду рефлекторно прикрыла лицо, боковым зрением заметив приближение сверкнувшего под искусственным светом металла.
— Тварь! — заорала эта сумасшедшая, полоснув её ладонь канцелярским ножом, схваченным со стола. — Ты еще вздумала меня осуждать?! Считаешь себя лучше? Ты никто! Никогда не была ему ровней! Но ты приворожила его! И из-за тебя Рома заставил меня сделать аборт! Рома! Самый благородный из всех мужчин, которых я знаю, заставил меня сделать аборт! Не позволил оставить даже частичку себя, наказав так жестоко!
Элиза, шокированная этим откровением, совершенно забыла о защите и получила следующий удар, прошедшийся по щеке чуть ниже виска. И вот эта боль её и отрезвила в конечном итоге, заставив быстро отпрянуть.
Девушка смотрела на взбесившуюся и потерявшую себя Лену, сдергивающую рваным нервным движением кресло с пути, чтобы добраться до нее, и не понимала, что делать в такой ситуации? Не драться же с полоумной истеричкой? Человек явно неадекватен и представляет угрозу. Это очень страшное зрелище — видеть перед собой чей-то психический сбой. А в случае Элизы — еще и опасное. Но пасть жертвой ревности и неразделенной любви в её планы не входило.
Она бросилась к двери, миновала приемную и выбежала в коридор, столкнувшись там с Ромой. Мужчина выронил стопку листов и подхватил девушку, прижав к груди. Спросить ничего не успел. Сначала в ужасе уставился на её раны, а затем вскинул голову и увидел их автора за спиной Элизы. Если до этого ей было страшно, потому что она не контролировала ситуацию с Леной, теперь стало страшно оттого, что ситуацию контролирует Разумовский. Ибо в его глазах отразилось... нечто. Темное, жестокое, дьявольское.
Как бы раньше он на неё ни злился и ни впадал в ярость, вот такого адского коктейля во взгляде Ромы не было. Пугающего до чертиков.
Он напрягся всем телом, резко поднял упавшие бумаги и, продолжая плотно вжимать в себя Элизу, направился к кабинету.
Слишком дезориентированная, она безвольно следовала за ним, ничего не соображая. Разумовский завел её в комнату, усадил в свое кресло и принялся хлопотать над ней. Дальнейшие события развивались вне воли девушки, буквально отдавшейся ему в заботливые руки. Прижав к щеке несколько салфеток, он вышел в приемную, где осталась затихшая Лена, что-то проговорил ей очень холодным приглушенным низким голосом, на который получил протяжное жалобное: