Нестандартный подход
Шрифт:
– Вы думали, что я буду реветь как корова? – вызывающе посмотрела Маргарита.
– Я понял, что вам нужна моя помощь. И я сказал себе: будет свинством с твоей стороны, если ты не поможешь такой очаровательной девушке, – Китаец выразительно улыбнулся, – а теперь я даже не знаю, оказать ли вам содействие или…
– Или… – нахмурилась Маргарита.
– Вежливо попросить вас удалиться, – меланхолично улыбнулся Китаец.
– Что ж. – Маргарита швырнула в пепельницу дымящую сигарету и подошла к двери.
– Всего доброго.
– Вы – дерьмо! – резко обернулась она. – У меня погибает отец, я прошу
Она всхлипнула. «Вторая часть пьесы», – холодно прокомментировал про себя Китаец.
– Тогда садитесь в кресло, – властно сказал он, – и отвечайте на мои вопросы!
Маргарита посмотрела на него сквозь слезы.
– Я устал от подобных комедий, – вздохнул Китаец, перейдя на более миролюбивый тон, – садитесь.
Он поднялся, подошел к сейфу, достал коньяк, рюмки и вновь вернулся к столу. Плеснул коньяку в рюмки и сел в рабочее кресло. Маргарита по-прежнему в нерешительности стояла у двери. «Что же это, дочка унаследовала от отца неуравновешенность?» – подумал он.
– Давайте договоримся: еще один такой всплеск – и можете искать себе другого детектива, – строго сказал Танин. – Вы меня поняли? Извините за менторский тон, – устало улыбнулся он, – но у меня тоже есть нервы.
– У вас они железные – по всему видать, – хныкающим голосом проговорила Маргарита.
– Итак, расставим точки над i, – Китаец пододвинул присевшей к столу Маргарите рюмку с коньком. – Вам нужно найти убийцу отца, мне нужна работа. Семь тысяч долларов.
– Идет, – с ковбойским видом ответила Маргарита.
Ее слезы мигом высохли.
– Теперь постарайтесь как можно четче и подробнее ответить на мои вопросы.
Маргарита с готовностью кивнула.
– Вы сказали, что ваша мать – особа властная. Означает ли это, что она владеет всеми капиталами в семье?
– Не совсем. Раньше она сама вела весь бизнес. У нас ведь кроме косметической фирмы еще автосалон и клуб.
Китаец кивнул.
– Она нанимала управляющих, менеджеров. Один из них спал с ней, другой ее надул. Первый, ну, тот, который был ее любовником, тоже систематически обворовывал нас. – Маргарита взяла в руку рюмку.
– Какие у вашей матери были отношения с вашим отцом?
– Мне кажется, она любила его… по-своему… – со скептической усмешкой добавила Маргарита.
– Тогда как объяснить ее отношения с тем менеджером, который…
– Это ничего не значит, – перебила Танина Маргарита, – понимаете, мама так подавляла папу, он был таким мягким с ней, ватным каким-то… Естественно, ей захотелось завести роман с каким-нибудь другим, более мужественным партнером. Вам, может, это трудно понять.
– Ну почему же, – усмехнулся Китаец.
– И все-таки она любила отца. Но эта любовь была для него тяжелее стопудового камня.
– То есть ваш отец страдал под игом этой любви?
– Вот именно, страдал, – вздохнула Маргарита. – Давайте выпьем.
– Давайте.
Они осушили рюмки и продолжили разговор.
– Не вылилось ли это страдание в его гипертрофированную ревность? – проницательно предположил Танин.
– Наверное, да. Но вы знаете, – Маргарита отвела глаза, – однажды папа застукал маму в постели с этим менеджером.
– И какова же была его реакция? – против воли улыбнулся Китаец.
– Вам, конечно, смешно, – кинула
– Ну что вы, – кашлянул Китаец, – простите.
Маргарита замкнулась.
– Еще коньяку? – он поднял свою рюмку. – Греть не обязательно – солнце уже все сделало за нас.
Действительно, пробившись сквозь серо-голубую завесу облаков, солнце свободно проникало в кабинет, заливая золотистым светом поверхность стола и лица беседующих.
Маргарита слабо улыбнулась.
– Папа тяжело перенес это. Он не устраивал маме сцен, просто ушел в запой. Пил два месяца не просыхая. Мама, конечно, порвала с этим управляющим. Уволила его с работы.
Ко всему прочему выявились факты воровства. Мама тоже страдала, но, верная идеалу железной леди, вида не показывала. Она мирилась с папиными запоями. Я вот думаю, это, наверное, плохо… – Маргарита задумалась.
– Вы предпочли бы решительное выяснение отношений?
– Да. Подрались бы, надавали бы друг другу пощечин, наговорили бы обидных слов, а потом помирились…
– Значит, вы отдаете предпочтение мелодрамам? – Китаец с тонкой улыбкой посмотрел на Маргариту.
– Вся жизнь – сплошная мелодрама, – философски заметила Маргарита.
– Мелодрамой ее делают женщины, – не согласился Китаец.
– Мелодрамой ее делают люди с темпераментом и не с такими железными нервами, как у вас, – возразила Маргарита.
Но в ее интонации не было той раздражительной непримиримости, какая сквозила в начале разговора.
– Мама грелась душой возле папы. Он был очень мягким человеком. Иногда он давал ей весьма дельные советы, – продолжила Маргарита, – тем не менее она редко прислушивалась к нему, считая его неспособным к бизнесу, этаким сибаритствующим хлюпиком-интеллигентом. Папа некогда был физиком, работал в НИИ. Но, попав под сокращение, был уволен и так и не нашел применения своим знаниям. Он тяжело переживал свою социальную невостребованность. А тут еще мама начала набирать бизнес-обороты. Он становился рядом с ней все более незначительным, каким-то придатком… – Маргарита сострадательно вздохнула.
– Пейте коньяк, – Китаец поднес к губам рюмку.
Маргарита выпила и снова заговорила. Алкоголь еще больше развязал ей язык.
– Мама полагала, что и я, единственная и любимая дочь, буду тянуться к ней, во всем подражать ей, займусь бизнесом и так далее. Но мне интересней было с папой. Я не задумывалась, на чьи деньги мы живем. Мы создали с ним наш собственный мирок, куда мама практически не допускалась. Она, конечно, чувствовала это, но храбрилась и делала вид, что с нее достаточно просто иногда выехать с нами на пикник или отдохнуть пару недель на море. Я только сейчас поняла… – Маргарита с опустошенным видом уставилась в пол, – что этот наш эгоистичный симбиоз с папой был для нее тем же камнем, каким для папы была ее невзыскательная любовь, в которой было что-то от снисходительного отношения к калекам или душевнобольным. Мы все больше замыкались, мама все больше отдалялась от нас. Посещение фитнес-клубов и салонов красоты, как мне кажется, было не чем иным, как стремлением компенсировать эту нехватку душевного тепла, тепла, в котором мы с папой ей упорно отказывали. В нашем отношении к ней было, безусловно, что-то детское, гордое и жестокое.