Нестор-летописец
Шрифт:
— Что это, Феодосий? — спросил князь, садясь на коня.
— Знамение, — коротко ответил игумен, не двинувшийся с места.
— Знамение чего? — нетерпеливо крикнул Святослав, поворачивая коня.
— Не знаю, князь.
Печерский монастырь был устроен у подножия длинного холма над Днепром. Вверх на гору поднимался негустой перелесок, часто перемежавшийся еланями и проплешинами. Далее к Берестовому начинался совсем другой лес — Кловский, княжье ловище, излюбленное место соколиных и ястребиных охот. Оба леса разделяла дорога в низине между холмами. И та и другая
В Кловский лес облако не пошло. Пронеся серебристое чрево над склоном, остановилось у вершины печерского холма. Туда и повалили — бояре на конях, чернецы и прочие на ногах.
Феодосий подоспел последним. Чудное облако оседлало большую поляну, кое-где поросшую кустами терновника и редкими деревцами.
— Отче! — в трепете обратились к игумену чернецы. — Что значит это путешествие?
Вперед выехал Святослав, простер руку над полем.
— Отныне эта земля будет печерской — вот что значит. — И повернулся к старцу: — Доволен ли ты, Феодосий?
Игумен молча поклонился князю.
Дивное облако помалу расточилось, не оставив следа. Святослав с боярами поскакал обратно к Киеву, монахи вернулись в обитель.
23
Через три дня в монастырские ворота постучались заморские пришельцы. Их было четверо — греки из самого Царьграда, одетые небедно, с деловитым выражением на смуглых лицах. С ними были слуги и толмач. На возу горкой прикатили поклажу.
Увидев Феодосия, греки не сочли нужным назваться. Озирая обитель, сразу приступили к делу.
— Где хотите ставить церковь? — перевел вопрос толмач. — Места маловато — или забор ломать, или эту сносить.
Он показал на деревянный храм. Монастырь грекам не пришелся по вкусу. Они брезгливо щурились на низкие жилые клети, с жалостливым презрением оценивали церковный сруб под пятью главами. Недовольно цокали языками.
— Место красиво, а обитель убога. Забор надо снести.
— Вы — мастера церковные? — догадался Феодосий.
Греки и на него посмотрели с жалостью.
— В твоих летах, старче, шутки шутить не подобает. Ты рядился с нами, дал столько золота, что и вельможе не скудно было бы жить на эти средства, а теперь спрашиваешь, кто мы! С тобой еще другой старец был, совсем беловолосый, где он?
Феодосий задумался, а доместик Стефан шепнул ему на ухо:
— Не об Антонии ли блаженном спрашивают?
— Да о ком бы ни спрашивали, — тихо произнес игумен, — не рядился я с ними ни о чем. В первый раз вижу этих почтенных греков.
— Видно, помереть успел, — не дождавшись ответа, решили гости, — значит, и тебе, старче, недолго осталось. Что ж медлишь? Показывай место, где будем церковь ставить.
— Что это вы нашему игумену смертью грозитесь? — хмуро шагнул к ним Стефан. — И Антоний жив, слава Богу.
Феодосий задвинул его рукой себе за спину и сказал:
— Нет еще места. Не выбрали.
— Матерь Божья! — раздраженно воскликнули греки. — Да зачем же мы так спешили сюда!
— А расскажите-ка, гости дорогие, как дело было, — по-простому
— А ты, старче, не помнишь? — греки заподозрили неладное.
— Что-то на память стал слаб.
— Ну…
— Погодите, надо и старца Антония позвать.
— А он тоже памятью ослабел? — совсем растерялись греки.
— Так ему лет больше, чем мне, — объяснил Феодосий, подозвал Стефана и велел: — Собери братию у пещеры Антония.
Вскоре ко входу в пещеры пришла едва не вся сотня печерских монахов. Игумен под локоть вывел Антония — тот едва влачил уже ноги, — усадил его на древесных корнях, выступавших на склоне холма. Греки тотчас признали старца, объявили:
— Скоро помрет. Так сказала царица. А откуда ей про то известно, мы не знаем.
— Какая царица? — спросил Феодосий.
— Благочестивая Мария, супруга василевса ромеев императора Михаила Дуки, — надменно ответил один из греков, презирая русов за то, что не знают византийской царицы. — Однажды каждый из нас четверых получил приказание явиться поутру в великую Влахернскую церковь, где будет ждать нас царица. Мы исполнили это повеление и, придя, увидели ее на царском месте, в окружении дворцовой стражи. По обеим сторонам трона стояли вы оба. — Грек показал пальцем на Феодосия и Антония — будто изобличал. — Сказала нам царица, что хочет построить на Руси, в Киеве, церковь и для этого посылает нас, самых опытных и прославленных мастеров. Да, самых искусных и знаменитых, — повторил он с явным удовольствием. — Что такое Русь и как она дика в своем полуязыческом варварстве, мы все знали, но не посмели ослушаться. Лишь спросили, к кому мы должны прийти здесь. Царица указала на вас и повелела нам взять золота на три года вперед. Еще дала икону Богородицы, в чье имя освящать церковь, и части святых мощей, чтобы положить их в основание. Поклонившись, мы взяли все это, вернулись по домам и стали готовиться к отплытию. Через месяц отправились в путь и спустя десять дней бросили якоря у Киева. Что скажете нам на это, обеспамятевшие старцы? — говоривший сложил руки на груди и пронзил Феодосия укоряющим взором.
— Чада! — обратился к грекам Антоний на их языке. — Мы никогда прежде не бывали в Царьграде и не видели вас.
Толмач бесстрастно перевел его слова на русскую молвь. Греки возмущенно заговорили все разом.
— Из ваших рук мы золото взяли!
— И на корабль вас проводили.
— Свидетелей тому есть немало!
Антоний подозвал молодого чернеца, поднялся с его помощью.
— А какова должна быть величина церкви, об этом вы спрашивали царицу?
— Спрашивали. В ответ было сказано: мера находится у вас — некий пояс, отданный вам прежде.
Антоний подошел к грекам и показал на завернутую в белое полотно икону, которую прижимал к себе локтем один из них.
— Дайте-ка посмотреть.
Икону распеленали. Антоний, опершись на чернеца, опустился перед ней на колени.
— Не эта ли Царица говорила с вами? — спросил он строителей.
Греки, опешив, уставились на образ. Монахи тоже потянулись к иконе, тесно сгрудились.