Несущая огонь
Шрифт:
— К этому шло, Чарли… И нечего плакать. Сейчас…
— Нет! Нет!
— Хватит! — оборвал он ее грубо. — Сейчас они попытаются убить тебя. Так ты… не церемонься. Хватит в перчатках. — У него вышло «в певчатках», ибо говорить он мог лишь уголком перекошенного рта. — Не давайся им, слышишь! И не дай им замести следы. Чтобы не сказали потом… случайный пожар…
Он с трудом приподнял голову, ловя губами воздух. Снаружи, сквозь треск прожорливого огня, пробились хлопки выстрелов, не имевших, казалось, никакого отношения к происходящему. Только с лошадьми, опять что-то с лошадьми…
— Папочка, не разговаривай… тебе нельзя.
— Не…
Она кивнула.
Где-то сзади рухнула еще одна балка, крутанувшись в воздухе огненным колесом фейерверка. На них дохнуло жаром, точно из печной трубы. Искры, как голодная мошкара, впивались в тело, прежде чем погаснуть.
— Сделай… — Он откашлялся кровью и через силу выговорил: — Сделай так, чтобы это никогда не повторилось. Сожги все это, Чарли. Все сожги.
— Папа…
— Иди же. Сейчас… рухнет.
— Я тебя не оставлю, — сказала она дрожащим беспомощным голосом.
На лице его появилось подобие улыбки. Он привлек ее к себе еще ближе, словно хотел что-то шепнуть на ухо. И — поцеловал.
— Я тебя оч…
Это были его последние слова.
За отсутствием старших по рангу Джулзу пришлось взять командование на себя. Он выжидал сколько мог после выстрелов в конюшнях, он был уверен, что вот — вот перед ним появится живая мишень. Но Чарли не появлялась, а тем временем наиболее глазастые уже углядели, что творится позади конюшен, и тогда он понял — если он хочет их задержать, надо действовать. Он двинулся вперед, и люди за ним. Лица у всех напряглись, посуровели. Вот теперь стало видно: не для того вышли, чтобы ворон пострелять.
В дверном проеме мелькнула тень. Она! Все разом вскинули винтовки. Двое открыли огонь, еще не видя цели. Но вот…
То была не она, то были лошади — пять, восемь, десять, — морды в пене, зрачки белые, безумные.
Пальцы сами нажали на спуск. Даже наиболее хладнокровные, успевшие сообразить, кто перед ними, втянулись в общую пальбу. Это была бойня. Две лошади завалились вперед на полном скаку; одна из них напоследок горестно заржала. Трава окрасилась кровью, такой яркой в этот ясный октябрьский день.
— Стойте! — заорал Джулз. — Стойте, дьявол вас! Это же лошади, лошади!
С равным успехом король Канут некогда пытался укротить морскую стихию [32] . Людей обуял страх перед невидимой силой; от завывания сирены и этих слов «готовность ярко — желтый», от вида пожарища, охваченного черными клубами дыма, и грохота взорвавшегося бака с горючим, от всего этого нервы у людей натянулись до предела, а тут вдруг мишени, в которые можно разрядить винтовку… и они разряжали.
32
Согласно легенде, датский король Канут (Кнут), завоевав Англию в 1017 году, уверовал в свое всемогущество и приказывал прибою остановиться.
Две лошади остались лежать
— Хорош! — орал Джулз. — Хорош, говорю! Отставить огонь, кретины! Отставить, кретины!
Но бойня продолжалась. Глядя перед собой пустыми, отчужденными глазами, люди перезаряжали оружие. Многие из них, подобно Рэйнберду, были ветеранами вьетнамской войны, и на их лицах, выжатых и застывших, лежала печать былых кошмаров, возведенных в степень безумия. Кое-кто прекратил пальбу — одиночки. Пять лошадей полегло. Нескольким удалось спастись, среди них Некромансеру, чей хвост развевался, словно флаг на боевом корабле.
— Девчонка! — заорал кто-то, показывая на дверь конюшен. — Девчонка!
Поздно. Они только что разделались с лошадьми и не могли с ходу переключиться. Не успели все развернуться в сторону Чарли — в глаза бросилась жалкая фигурка в свитерке, в синих гольфах, поникшая голова, — а навстречу им уже бежали дорожки огня, точно нити губительной паутины.
Вновь стихия захлестнула Чарли, и это было ее спасение.
Боль утраты, невыносимо острая, сразу пошла на убыль, притупилась.
И вновь собственная власть раздразнила, разожгла ее любопытство — чем не заманчивая игрушечная адская машина, о возможностях которой можно только гадать?
Дорожки огня разбегались по траве, приближаясь к расстроенной цепи.
«Вы убили лошадей, бандиты», — подумала она, и, вторя ее мыслям, прозвучал эхом голос отца: Будут мешать — убивай. Война так война. Пусть знают.
Да, решила она, сейчас они у меня узнают.
Кое-кто не выдержал и побежал. Едва заметным поворотом головы она сместила линию огня правее и накрыла трех человек, превращая их одежду в горящие тряпки. Люди забились на земле в жестоких конвульсиях.
Что-то просвистело мимо ее лица, секундой позже что-то обожгло запястье. Это Джулз открыл огонь из второго пистолета, который взял у Ричарда. Широко расставив ноги, он целился в нее, зажав пистолет в вытянутых руках.
Чарли послала импульс: один короткий мощный выброс.
Джулза отшвырнуло, будто ударило невидимой бабой копра. Он пролетел метров пятнадцать, еще в воздухе превратившись в огненный шар.
И тогда побежали даже те, у кого нервы были покрепче. Точно так же все бежали на ферме Мэндерсов.
Вот вам, подумала она. Вот вам всем.
Нет, она не хотела убивать. Тут для нее ничего не изменилось. Изменилось другое: она будет их убивать, если ее к этому вынудят. Если они станут у нее на пути.
Она направилась к ближайшему особняку, что закрывал собой амбар, такой ухоженный, какие бывают только на календарях с сельскими пейзажами; просторная лужайка отделяла особняк от его брата — близнеца.
Одно за другим оглушительно лопались оконные стекла. Плющ, который вился по восточной стене особняка, заходил ходуном, во все стороны побежали огненные артерии. Краска задымилась, пошла пузырями, вспыхнула. Пламя взметнулось вверх двумя руками и словно сграбастало крышу.