Несущая свет. Том 1
Шрифт:
«Ему, пожалуй, удастся еще пару лет поддерживать свое тяжеловесное тело в хорошем состоянии, — решил Марк, окинув оценивающим взглядом фигуру Домициана. — А затем он начнет сдавать». В нем была какая-то чрезмерная грузность, особенно ощущавшаяся в покатых плечах и толстой шее. Казалось, дух, слишком отягощенный мощными формами его тела, не может долго пребывать в нем. Это был коварный, лукавый и злопамятный человек. Человек, который после поражения может уползти на брюхе в темный угол, чтобы там зализать свои раны и в то же время не упустить момента для атаки своего противника, нежащегося в лучах славы и потерявшего бдительность.
— Знаешь, я пришел повиниться. Это действительно была жестокость
Марк предпочел на этот раз поверить в его искренность. Это был один из тех редких моментов, которые надолго останутся в памяти — на минуту Марку даже показалось, что он увидел детское бесхитростное выражение на лице Домициана, выражение открытости и юношеской мягкости.
— Давай забудем обо всем произошедшем и не будем больше говорить об этом, — сказал Марк и обнял приятеля, ругая себя, что до сих пор никак не мог отделаться от изрядной доли недоверия к нему.
— Прежде всего я хочу скрепить нашу возрожденную дружбу небольшим подарком, — заявил Домициан, улыбаясь. — Этот подарок состоит в передаче тебе интересных сведений. Я узнал, почему Нерон не спешит разделаться с тобой. Ведь согласись, довольно странно, что ты все еще жив. Ты, конечно, наслышан о тех литературных состязаниях, которыми Нерон докучает своим гостям после каждого пира? И вот одна ода, которую ты написал в прошлом году, каким-то образом всплыла в одном из таких состязаний. Но самым печальным обстоятельством явилось то, что твое сочинение победило в этих состязаниях — хотя, конечно, здесь нет ничего удивительного, твоя ода написана превосходно. Все произошло из-за смятения в рядах судей турнира, они просто не могли понять, кто написал то или иное произведение, и присудили победу твоей оде…
— О, Немезида! Почему мне об этом не сказали раньше?
— Меня, к сожалению, не было на том пиру, не было там и никого из твоих доброжелателей. Но если бы даже и сыскался такой доброжелатель, ему скорее обрили бы уши, чем допустили уведомить тебя. Вскоре, правда, судьи постарались исправить свою ошибку, но Нерон остался все же при своих подозрениях, а сейчас эти подозрения переросли в манию преследования, и Император считает тебя лучшим литератором! У Нерона такая особенность: чего он боится, над тем он безмерно насмехается! То он заявляет, что хочет надеть на тебя ослиные уши… В другой раз он вызывает кого-нибудь из нас для разговора наедине и просит сообщить, говорил ли ты хоть одно доброе слово о его поэзии, хоть какой-нибудь намек на похвалу… Хвалил ли ты, в конечном счете, если не поэзию, то хотя бы его музыку или любое другое его творение и деяние. Он не успокоится, пока не услышит из твоих уст — пусть даже и через передачу посредника — слово похвалы в свой адрес. Причем, по его мнению, это должно быть совершенно искреннее с твоей стороны слово — слово, сказанное без принуждения и идущее от души. И это прекрасно, друг мой! Я знаю, что ты не привык пользоваться человеческими слабостями, но все в твоих руках! Ты стал сегодня неотступной мыслью Императора, вот и подумай, как распорядиться этой возможностью, как извлечь из нее свою выгоду!
— Мне ничего не надо от этого полумясника-полуактера, кроме открытого судебного разбирательства.
— Но он никогда не пойдет на это! Он слишком боится твоего красноречия. Неужели ты думаешь, что он слишком глуп, чтобы разрешить тебе говорить перед публикой? И уж во всяком случае — будь этот процесс открытым или закрытым — он не может закончиться для тебя победой.
— Я не стану тратить усилий на полную победу, которая невозможна. Но
— Для этого вовсе необязателен судебный процесс! О Марк, мой добрый друг, я пришел с хорошими, ободряющими новостями!
Марк отвернулся от своего собеседника.
— Знаю я твои новости, и они меня вовсе не ободряют. От них только каменеет сердце.
У Марка была своя заботливо взращенная сеть шпионов и соглядатаев, и он знал о готовящемся заговоре. Заговорщики подговорили одного из разбойников, приговоренных к лютой смерти — он должен был стать жертвой диких зверей. Обещая ему более милосердную смерть, участники заговора поручили тому человеку следующее: на одном из пиров в Золотом Доме Нерона разбойник затаится вверху под потолком, на одной из пристенных панелей, находящихся прямо над ложем Императора. Неожиданно он упадет на Нерона, задавит его своим весом и тут же будет убит сам — предположительно преторианской гвардией.
— Все это плохо придумано и продумано, — продолжал Марк. — Ведь ваш человек запросто может быть взят под стражу — а не убит, как вы надеетесь! — его будут пытать и, в конце концов, он выдаст всех вас!
Домициан уставился на него в немом ужасе. Иногда ему казалось, что Марк Юлиан видит сквозь стены.
— Не бойся, — поспешил успокоить его Марк. — То, что я знаю, не выйдет за стены моего дома.
— Если это чудовище умрет до твоего судебного процесса, ты останешься жив. Не понимаю, почему ты не хочешь присоединиться к нам.
— Ты говоришь в конечном счете о развязывании гражданской войны!
— Об этом говорю не я. Об этом никто не говорит. Но существуют люди, которые уже действуют, а результаты пожнут такие, как ты.
— Как я? Нет, это ты надеешься стать сыном нового Императора! Но я не понимаю, почему ты так уверен, что твой отец в результате кровавого мятежа станет во главе государства?
— Гляди на вещи проще, жизнь — это то же состязание.
— Жизнь — это состязание до тех пор, пока оно не превращается в страдание для тебя и твоих близких.
— Ну хорошо, все правильно… Теперь давай допустим, что… что свобода завоевана… и ты все еще жив и ходишь по этой земле… Скажи мне, друг, ты проголосуешь в Сенате за признание моего отца Императором?
— Не понимаю! Ведь и без меня достаточно людей, которые выскажутся за твоего отца. Зачем же тебе еще и мой голос?
— Ты действительно не понимаешь этого? — с печальным сожалением покачал головой Домициан. — Неужели ты и вправду так неисправимо… наивен? Не знаю оттого ли, что ты подавил их своей ученостью, или, может быть, этому виной твоя манера поведения, но должен тебе сказать — если ты этого до сих пор не знаешь — все Сенаторы прислушиваются к твоим речам и доверяют им больше, чем словам людей, которые в три раза старше тебя. Но я лично нуждаюсь в тебе еще и по другой причине. Ты ведь знаешь, кто были мои предки — они всю жизнь ели репу, и как бы я ни хотел быть другим, все равно я недалеко ушел от них. Впрочем, как и мой отец, нарядись он хоть в императорский пурпур. Мы крайне нуждаемся в благотворном влиянии людей, чью родословную можно проследить вплоть до мифических времен.
Марк поднялся и начал нервно расхаживать по атрию.
«Проклятье, — подумал Домициан. — Он еще раздумывает над моим предложением!»
Наконец, Марк остановился и взглянул прямо в глаза Домициану.
— Я ничего не имею против твоего отца. Он простой честный человек, вполне возможно, что лучшего римлянина на роль Императора и не сыскать. Но мне… мне ты не нравишься, ты меня очень беспокоишь, Домициан! — при этих словах сожаление и скорбь отразились на лице Марка. — Прости, но недавняя смерть отца сделала меня как никогда откровенным.