Несущая свет. Том 2

Гиллеспи Донна

— Зигвульф, — резко вмешалась в их спор Зигреда. Она встала с дубового кресла, держа в руке маску вепря, которую надевала, когда зажигала костер. — Не произноси нечестивых слов!

С этими словами Зигреда бросила в костер веточку вербены, совершая обряд очищения после сквернословия Зигвульфа.

— Я не потерплю, чтобы слуги Водана учили меня, что и как мне говорить!

— Зигвульф, — это был голос Аурианы. Она взглянула снизу вверх на Зигвульфа, глаза ее полыхали огнем, лицо горело от жара исходившего от костра; казалось, что она только что пробудилась от сна. Все мгновенно обратились к ней, глядя на нее в полном молчании.

Зигвульф нахмурился, устремив на Ауриану нетерпеливый взор. Глаза Зигреды блеснули в свете костра, словно глаза ночного хищника, — она испытала приступ черной зависти от

того, с каким вниманием и почтением все присутствующие моментально приготовились слушать Ауриану. Витгерн же ощутил наконец облегчение, радуясь, что Ауриана заговорила.

— Помните, ходили слухи, что на том пиру много лет назад, на котором Одберт хвалился убить Бальдемара, он до бесчувствия упился галльским вином? — произнесла Ауриана.

Зигвульф выразительно хмыкнул, как бы говоря: да, ну и что из этого?

Ауриана встала и подошла к Зигвульфу, который был на голову выше ее и казался рядом с ней буйволом, стоящим рядом с трепещущей ланью. Однако Витгерн подумал, глядя на них: «Ни у кого не вызывает никакого сомнения то, кого из этих двух человек племя признает военным вождем и с чьим мнением будет считаться».

— Зигвульф, ты останешься здесь, — негромко произнесла Ауриана, — но мы не должны понести потерь, поэтому ты убьешь Одберта и всех его дружинников — всех до одного человека.

Зигвульф свел на переносице черные косматые брови и проворчал что-то нечленораздельное, что должно было означать удивление и внимание.

— Мы снесем свой лагерь и приведем его в такой вид, как будто все мы впопыхах бежали на север, — продолжала Ауриана. — Одберт ненавидит Деревню Вепря лютой ненавистью, потому что, по его мнению, это селение — гнездо всех его врагов. Он непременно захочет выместить свое зло, отомстить хотя бы пустым стенам. Но сначала, конечно, он обшарит все в поисках добычи.

Ауриана вновь повернулась к костру, поплотнее закутываясь в плащ от студеного ночного ветра.

— Мы оставим здесь достаточное количество зерна и съестных припасов, чтобы они могли привлечь его внимание. Он наверняка подумает, что мы пришли в такой ужас, узнав о его приближении, что не успели даже погрузить свои запасы на повозки. Я прикажу Ромильде достать галльского вина, на это ей потребуется не более двух дней. Хотя нам придется дорого заплатить за него, но ничего не поделаешь, это необходимо будет сделать. Мы оставим в кладовых столько мехов с вином, сколько необходимо для того, чтобы напоить допьяна две тысячи человек. Витгерн, ты умеешь делать такого рода подсчеты и потому скажешь мне какое же количество вина мы должны приобрести. Я не сомневаюсь, что дружинники Одберта сразу же накинутся на выпивку, они не умеют ждать, у них нет никакой дисциплины. Кроме того, они непривычны к такому крепкому хмельному напитку, поэтому вскоре потеряют всю свою боеспособность. Возможно, нам следует также добавить в вино сонного зелья…

— Но это же нечестно, — вмешался Зигвульф, однако в глазах у него горел живой интерес. — Одберт должен умереть от меча, а не от яда.

— Вот ты об этом и позаботишься, Зигвульф. Ты будешь поджидать удобного случая в укрытии за горным кряжем Куницы. Твой противник скоро впадет в такое невменяемое состояние, что тебе вовсе не понадобится половина нашего войска, ты вполне управишься со своей дружиной. Я двинусь в поход со всем войском на рассвете. В тот день, в который, по нашим предположениям, Одберт должен явиться сюда, наступит полнолуние, а это значит, тебе вполне хватит света для того, чтобы убить две тысячи лежащих на земле, мертвецки пьяных вражеских воинов.

Зигвульф широко ухмыльнулся и в его черной колючей бороде блеснули белые ровные зубы. Ауриана знала, что ему понравится та особая роль, которую ему предстояло сыграть и прославиться тем самым среди соплеменников.

— Клянусь богинями Судьбы! — воскликнул он радостно и хлопнул Ауриану по спине с такой силой, что она чуть не упала в костер. — Этот подлый нидинг на этот раз не избежит смерти!

Ауриана выдавила из себя слабую улыбку, но глаза ее оставались грустными.

Она приказала вынести кубки с лучшим медом для того, чтобы выпить за этот план. Несколько позже Витгерн сказал Ауриане, понизив голос так, чтобы его кроме нее никто не слышал:

— Не нравится мне все это. Ведь усадьбу Бальдемара могут снова

сжечь.

Ауриана взглянула на дом, который притаился в темноте, похожий на огромное добродушное животное, и почувствовала смутно в глубине души, что видит его в последний раз.

— Меня это не очень огорчает, Витгерн. С тех пор, как римляне спалили нашу старую усадьбу и была построена вот эта, я всегда ожидала, что рано или поздно и она погибнет в огне, — произнесла Ауриана и оборвала себя. — Нет, конечно, все это не совсем так, как я говорю. Частица моей души будет оплакивать этот дом — но только малая частица. Рамис как-то сказала, что в происходящих переменах слышно биение живого сердца Фрии. И мне так хочется жить правдой этих слов и дышать ею, но эта правда пугает меня. Я успокаиваю себя тем, что, когда свершится священная месть над Одбертом и мы увидим его поверженный труп, тогда мы забудем сожженную врагами усадьбу Бальдемара.

Витгерн кивнул. Он заметил, что в глазах Аурианы блеснула набежавшая слеза, и дружески обнял ее за плечи, а она склонила свою голову к нему на грудь. К досаде Витгерна близость Аурианы, запах полевых цветов, исходивший от ее волос, вновь пробудили в нем хорошо знакомое мучительное желание. Чуть не плача, Витгерн усилием воли подавил свои несбыточные мечты.

* * *

На рассвете следующего дня хаттское войско выступило на юг. Во главе его скакала Ауриана, держа в руках боевой штандарт — кошачий череп на высоком древке. Рядом с ней скакали Витгерн, Коньярик, Торгильд и дюжина боевых прославленных соратников Бальдемара. За ними двигались Священные Жрицы в серых плащах с оружием в руках, предводительствуемые Главными Жрецами и Жрицами многочисленных священных рощ. Только Зигреда и Груниг скакали верхом, остальные шагали пешком, среди них была и Фастила. Одежда жриц и жрецов была подпоясана для того, чтобы им легче было передвигаться, единственное оружие их составляли деревянные копья с закаленными на огне остриями. За этим священным воинством шагало остальное войско, разбившись на отдельные неравные части. Воины шли, разделившись на дружины и свиты отдельных больших и малых вождей, а независимые воины разделились по родам. Многих сопровождали жены, отправившиеся в военный поход для того, чтобы врачевать раны, а также подбадривать своими неистовыми криками родичей на поле битвы. Позади всех двигался обоз Ромильды с запасами питания. В одной из повозок сидела Суния, которая теперь была женой воина и ждала ребенка. Когда повозку начинало трясти и подбрасывать на камнях, она проклинала все на свете и особенно свою судьбу дочери Ромильды, ответственной за военный обоз. На другой повозке находилась сейчас скрытая под медвежьими шкурами катапульта, захваченная много лет назад у римлян. Те же соплеменники, которые были слишком стары или больны для участия в военных действиях — среди них брат Бальдемара, Тойдобальд, его сестра Сисинанд и Ателинда с домочадцами — шли вместе с войском в течение трех дней, а затем распрощавшись с родичами, повернули на восток к горной крепости Тавна, названной Пятью Родниками, которая находилась вдали от предполагаемой линии фронта.

Нескоро узнают они о том, чем закончилась военная операция против Одберта, выполнять которую было поручено Зигвульфу. Две фазы лунного цикла должно миновать. Когда войско достигло Тавнского хребта, воины заняли три горные крепости, расположенные на вершинах на одной линии. Третью часть всей своей армии Ауриана оставила в мрачной, населенной духами срубленных деревьев и замшелых валунов крепости, построенной в незапамятные времена каким-то неведомым, давно забытым племенем. Она стояла прямо на пути Восьмого легиона Августина, который — по донесениям разведчиков — упорно прорубался в этом направлении сквозь густой лес. Военный совет хаттов пришел к заключению, что пока следовало оставить в стороне военные лагеря Двадцатого и Четырнадцатого легионов, которые продвигались по открытой местности. В случае, если засада окажется удачной и в нее попадется Восьмой легион, хатты намеревались двинуться дальше, переходя из одной горной крепости в другую, двигаясь вдоль хребта Тавнских гор и подкарауливая приближающегося несколькими потоками противника. В ходе своего продвижения хатты планировали устраивать засады, высылая лазутчиков на разведку для того, чтобы уточнять местонахождение римских частей.