Несущая свет. Том 3
Шрифт:
Лукулл сделал паузу, выжидая, пока смолкнет смех.
— Как вам это нравится? — продолжал он. — Вообразите жемчужные руки Юниллы, белые, как морская пена, как молоко из груди Афродиты, обвивающие этого сопящего, хрюкающего волосатого бегемота, по которому бегают вши. На эту тему можно было бы написать превосходную оду, не правда ли?
Домиция Лонгина укоризненно посмотрела на Кастора и Лукулла, ошибочно истолковав напряженное молчание Марка Юлиана как свидетельство того, что в нем еще живы остатки привязанности к этому развратному созданию, которое было когда-то его женой.
— Пусть говорят, меня это уже не трогает, — сказал он, проследив
Однако о подлинных причинах его тревоги догадаться было трудно. Он же думал, что Юнилла выслеживает не одного, а сразу двух мужчин. Она что-то заподозрила. Это очевидно, потому что она обставила Марка Юлиана на аукционе, купив лошадь Аурианы. Аристос в ее вкусе, это вне всякого сомнения, но еще больше она жаждала взять с поличным своего мужа, высветив перед всеми его связь с Аурианой. Теперь Аристос полностью в ее распоряжении вместе с головорезами и шпионами, которыми кишит вся школа. Она затаится и будет следить. Может случиться так, что стражник, которому нужно будет дать взятку, чтобы проникнуть в камеру к Сунии, уже будет подкуплен ею.
— И все же этот скучный Атрид опять скажет, что построить библиотеку по моему плану невозможно, — продолжала Домиция Лонгина, бросив в сторону Марка кокетливый взгляд, решив пока не оставлять начатой темы.
— Пустяки, просто нужно выкопать поглубже яму под фундамент и забить туда сваи, которые следует сделать из обожженной ольхи или оливкового дерева. Эти сваи должны располагаться близко друг к другу, как это делается при сооружении мостов. Промежутки между ними должны быть обязательно заполнены древесным углем. Я сам мог бы начертить план портика, какой тебе нужен. Атрид сдался слишком быстро, еще не все потеряно, — он помолчал, затем с видом знатока окинул взглядом колоннаду, с которой открывался вид на строительную площадку и продолжил как бы невзначай. — Я мог бы показать тебе то, что ускользнуло от внимания Атрида, если ты пройдешь со мной на эту колоннаду.
В глубине его спокойных и внимательных глаз угадывалась какая-то интрига, и ей вдруг стало ясно, что именно такой ход был задуман Марком Юлианом с самого начала.
Домиция Лонгина с трудом удержалась от ответной заговорщической улыбки. Умный человек, ничего не скажешь. Нашел способ побеседовать со мной наедине и в то же время на глазах у всех, в том числе и преторианцев. На виду, но вне пределов слышимости. И выглядит это вполне естественно. Кто, наблюдая за ними, сможет обвинить их в сговоре?
Вместе они поднялись из-за стола. Их сотрапезники, увлеченные своими беседами, едва ли обратили на это внимание. А те, кто все же обратил на это внимание, сочли заинтересованность императрицы вполне естественной, потому что все знали о ее разочаровании из-за задержки строительства библиотеки.
Идя впереди Марка Юлиана, Домиция Лонгина ощущала себя путником, рискнувшим ступить на узкий мостик, перекинутый через глубокое ущелье, на дне которого мчится быстрый поток, разбивая свои воды об острые камни. Разум говорил, что мостик вполне надежен, но от взгляда вниз захватывало дух.
Они еще находились в пределах слышимости преторианцев.
— Встань вот сюда, — сказал Марк, — что ты видишь к западу? Там прошла бы аллея, если вход расположить там, где, я думаю, он должен быть. Отопление можно провести отсюда, несмотря на все возражения Атрида. А теперь посмотри на всю перспективу с востока.
Он взял императрицу за руку, что было весьма кстати, потому что ее роскошные сандалии были очень неудобными
Марк Юлиан критически посмотрел на нее. Эта хрупкость и деликатность вызвала у него сомнение в том, что Домиция Лонгина способна правильно воспринять все то, что он собирался ей предложить. По положению она была матроной, но при этом имела черты еще не вполне созревшей женщины. Своим наивным выражением лица, по-детски припухлыми губами она напоминала девушку-подростка. Ее глаза были голубыми, как бездонное небо, нежными, словно излучающими спокойную прохладу. Они чем-то напоминали Марку гребешков, которых вытаскивают из ракушек. Светлые волосы, легкие, как дым, и неопределенные, как ее мысли, были стянуты в узел на затылке. Они немного растрепались и съехали вперед, придав ее лицу нежное, неуловимое выражение. Ее кожа была полупрозрачной, даже легчайшие прикосновения ее столы из ажурного шелка казались грубыми. Глядя на это тело, мягкое как взбитая пуховая подушка, трудно было поверить, что внутри его скрываются тривиальные мускулы и кости. Домиция Лонгина казалась неземным созданием, слишком уязвимым в этом мире. И все же от уверенно поднятого подбородка веяло решительностью, а глаза поблескивали озорным, бедовым огоньком. Марк Юлиан решил, что она какая-то неуловимая, наверное, поэтому Домициан так пристально следит за ней. Ведь он совершенно теряется и не знает, как себя вести с женщинами, которые его отвергают как телом, так и душой. Убедившись, что их никто не слышит, Марк Юлиан выпустил ее.
— Я просил аудиенции, — тихо произнес он, — и, конечно, понимаю, что ты не могла ответить.
Домиция Лонгина внезапно почувствовала, как воздух давит ей на грудь, у нее перехватило дыхание.
— Не всегда можно располагать собой так, как этого хочется, — прошептала она чуть дрожащим голосом. — Я очень рада, что ты знаешь истинную причину моего молчания.
Императрица продолжала смотреть на котлован, притворяясь, что слушает объяснения Марка Юлиана.
— Ты очень милостива и добра ко мне, — поблагодарил Марк Юлиан. — Я хотел бы с твоего разрешения перейти к делу, о котором намеревался беседовать с тобой еще тогда. Теперь мы можем разговаривать в полной безопасности.
— Да, я слушаю тебя, — выдохнула она еле слышно, словно невеста, произносящая слова брачного обета. Однако лицо ее сохраняло непроницаемое выражение. Двигая рукой в воздухе так, словно он рисовал воображаемую арку, Марк Юлиан говорил о том, что он хотел ей сказать.
— Я хочу сообщить тебе, что моей целью является убийство твоего мужа.
Тело Домиции Лонгины сжала сильнейшая спазма, словно ей на шею накинули петлю и начали затягивать. В глазах появился слепой, животный страх. Ее правая рука стала медленно подниматься вверх.
Марк Юлиан закрыл глаза. «Пусть будет проклята вся моя жизнь, любовь, все устремления, все боги. Я ошибся в ней. Она зовет охрану. Я пропал», — думал он.
Но Домиция Лонгина не произнесла ни звука. Поднятая рука остановилась у горла. Это был инстинктивный жест защиты, но, опомнившись, императрица принялась поправлять этой рукой выбившийся из прически локон. Когда Марк Юлиан посмотрел на нее снова, то к своему удивлению не обнаружил никаких следов волнения, хотя она и избегала встречаться с ним глазами. Он почувствовал, что этим она стремится установить своего рода защитный барьер, словно опасаясь, что он сможет заглянуть слишком глубоко ей в душу.