Несущие грозу

Гамильтон Дональд

– Они выяснили, ко всеобщему удивлению, что ты тоже работаешь на дядю Сэма, правда, в каком-то странном качестве. Так вот они скажут своему шефу в Вашингтоне, чтобы он сказал твоему шефу в Вашингтоне, чтобы ты не совал нос не в свое дело. По-моему, мистеру Дэнису Мортону ты не очень понравился. Что ты сделал, что он такой сердитый на тебя?

Секунду я смотрел на него.

– Раз вы все там такие засекреченные, ты, конечно, не собираешься говорить мне, что означает этот чертов "Ляпис", почему мой шеф, который неплохо умеет отгадывать загадки,

в Вашингтоне ничего не выяснил, и почему Мортон разозлился, когда ты использовал это слово, как пароль.

Он начал было говорить, что он не собирается ничего мне рассказывать, но потом он взял себя в руки и, прищурившись, посмотрел на меня. Потом он сказал:

– Под волосами твоего шрама не видно, но вот в начале лета... Я бы сказал, что ты получил его совсем недавно. И хотя ты высокий парень, ты вряд ли просто стукнулся головой о низкий дверной косяк. Так вот, что ты делаешь для правительства США, амиго, что тебе приходится ловить пули головой?

Наверное, мне нужно было сказать, что раз он не хочет отвечать на мой вопрос, пусть не ждет ответа на свой, но это препирательство было бы только потерей времени. К тому же, он знал что-то, что я тоже должен был знать.

– Это называется контрподдержка, - сказал я.
– Другими словами, если какой-то отдел секретных служб, скажем, банда Дэниса Мортона, начинает терять людей из-за кого-нибудь, с кем они сами не могут справиться, то они вызывают специалистов, то есть нас.

Он долго изучающе смотрел на меня.

– Так, значит, ты убивал людей?

Я кивнул и вспомнил, что я думал о нем на стрельбище.

– А ты разве нет?

Он замотал головой.

– Стрельба - это для меня спорт. Конечно, я люблю оружие, но я никогда не направлял его на человека.

– Тебе повезло, - сказал я.

– Ты мне не веришь?

– Сегодня утром, когда ты выиграл этот чемпионат, ты слишком вяло отреагировал на победу.

Он улыбнулся.

– Мэтт, перед тем, как мне пришлось бежать из страны, я был национальным чемпионом по стрельбе из крупнокалиберного оружия. Это настоящая стрельба, с пятисот метров, когда любой ветерок может отклонить пулю далеко от цели. Так чего ради я буду хлопать в ладоши или прыгать от радости, если я выиграл стрельбы из мелкашек с сотни метров у нескольких парней, которые стреляют только по воскресеньям, и к тому же, я прошу прощения, не слишком хорошо.

Это был вполне искренний ответ. Я сказал:

– Так что, ты - не американский гражданин?

Он усмехнулся, но потом стал серьезным.

– Ты спрашивал, что такое "Ляпис".

– Да.

Он ткнул себя пальцем в грудь.

– Это - я, - сказал он.
– Я - Ляпис.

Глава 7

Одно из кедровых поленьев взорвалось в камине с таким треском, что мы все подскочили. Я встал, подбросил в камин угольки, которые выпали на пол, и вернулся в кресло, пытаясь понять то, что услышал.

Я помнил, как мы спорили с Маком, что такое "Ляпис" - человек, организация

или название операции? Похоже, я нашел ответ. "Ляпис" была операция, организованная, чтобы защитить человека, иностранца, который был женат на американке. Он жил где-то, а потом его заставили вместе с семьей сбежать из страны и поселиться здесь, в Нью-Мехико, где его жена ненавидела даже воздух.

Я видел, что Мадлен тщательно изучает Марка.

– "Ляпис"! Понятно! На латыни "ляпис" означает камень. Правильно?

Я сказал:

– Замечательно. Я всегда говорил, что классическое образование - это полезная вещь.

– А камень по-немецки - штейн. Марк Штейн. Марк Штейнер, - она ждала моих комментариев.
– А по-испански камень - пьедро. Ты еще не понял?

– Нет пока, - сказал я.
– Попробуй еще раз.

Я видел, что Марк слушает безо всякого выражения.

– Пьедро, Боже ж ты мой!
– нетерпеливо сказала Мадлен.
– Разве тебе это ничего не говорит? Маркус Пьедро. Пару лет назад о нем кричали все газеты и телевидение.

– Это для меня ничего не значит. Кто такой Маркус Пьедро?

– Так вот почему я знаю его лицо! Его фотография была на обложке его книги "Империя зла". Кому-то из Южной Америки не понравилось то, что он написал, и они назначили цену за его голову, миллион долларов. Насколько я знаю, никто не востребовал деньги.

Я взглянул на Марка. Мне никогда не приходило в голову, что он может быть писателем, но я думаю, они бывают любых форм и размеров. В конце концов, я сам когда-то печатал на машинке.

– Я всегда хотел быстро заработать миллион, - сказал я.
– Но я думал, того человека звали Рушди, а книга называлась "Сатанинские Сутры" и цена, назначенная каким-то бородатым иранским дядькой, была пять миллионов. Видно, Марк какой-то завалящий писатель.

– Южноамериканцы, конечно, использовали только идею, - сказала Мадлен.

– Не обязательно, - наконец сказал Марк.
– Цены за голову существовали всегда, и масса древних царей назначали награду за голову кого-нибудь, кто их раздражал, а у Грегорио Васкеса больше власти, чем у любого древнего царя, может быть, даже больше, чем у Аятоллы, единственная разница, что Хомейни имеет дело с Мохаммедом, а Васкес имеет дело с кокаином. Писателям не рекомендуется критиковать любую религию, а если вы не верите, что кокаин - это религия, возьмите интервью у каких-нибудь истинно верующих, как сделал я.

Я вздохнул.

– Кокаин! О, Боже, опять началось. Так, значит, этот типчик из федеральной службы, которого я чуть не пристрелил, просто кокаиновая ищейка?

Мадлен нахмурилась.

– Ты что, не согласен, что торговлю наркотиками надо остановить? Я засмеялся.

– Остановить?! Кто, черт возьми, может это остановить? Лично я наркотики на нюх не выношу, и, если бы эти ребята могли это остановить, я бы ни слова не сказал.

Мадлен сказала:

– Если ты такой умный, так, может, у тебя есть лучшее решение?