Несущий Свет
Шрифт:
– Взгляните, Степан. Я обещал вам сюрпризы. Прошу…
На подъезде двухэтажного особняка висела доска со свежей надписью большими красными буквами: «Дхарский культурный центр».
Косухин вспомнил январскую стужу, заброшенную деревеньку в тайге и ссыльного учителя-дхара. Дхары – они же «дары» и «дэрги»…
– Зайдем? Между прочим, вас там ждут, Степан!
– Что? – понял Косухин, – Родион Геннадиевич здесь?
Ростислав кивнул:
– Я был тут неделю назад. Господин Соломатин – директор центра. Он приехал сюда в конце прошлого
Родиона Геннадиевича они нашли в огромном кабинете на втором этаже, заваленном кипами книг, брошюр и плакатов. Мебель, как это часто бывало в подобных учреждениях, отсутствовала, за исключением стола и двух колченогих стульев, явно из разных гарнитуров. На стене висел обязательный портрет Карла Маркса, придавая помещению истинную революционную респектабельность.
– Ну здравствуйте! – Родион Геннадиевич долго жал им руки и усаживал на стулья. Косухин все отказывался и в конце концов взгромоздился на кучу книг.
– Хорошо, что зашли, товарищи! – директор центра улыбнулся и кивнул на кипы литературы. – Вот, первые дхарские учебники. Мы издали букварь, книжку для чтения для младших классов и пособие по арифметике. У нас уже три дхарские школы!
– Ну это… – с достоинством кивнул Степа, – поздравляю, Родион Геннадиевич. Советская власть – она всегда за права угнетенных народов…
Он бросил взгляд на Арцеулова, но проклятый беляк сделал вид, что ничего не слышит.
– Рад видеть вас, товарищ Косухин, – улыбнулся бывший учитель. – Честно говоря, после нашей первой встречи не верилось, что увижу кого-нибудь из вас еще раз… Война кончилась – это хорошо! Пора забыть о крови, ведь столько дел! Еще пять лет назад такое казалось невозможным – дхарские школы! Это лишь начало, мы ведем переговоры с Институтом Востока, чтобы создать там дхарское отделение. Выходит, и мои скромные исследования кому-то понадобились!..
– Это все Советская власть – власть трудящихся! – вновь не преминул подчеркнуть Степа. Проклятый беляк и ухом не повел, а Родион Геннадиевич охотно кивнул:
– Да, я заблуждался. Не верил большевикам – и вот посрамлен в своем неверии. Вчера я был в наркомате национальностей и говорил с товарищем Сталиным – такой, представьте, приятный человек! Он обещал всяческую помощь…
Степа хотел еще раз ввернуть фразу о заслугах диктатуры пролетариата в деле возрождения прежде отсталых народов, но Арцеулов опередил, водрузив на стол саквояж:
– Господин Соломатин, ваши знания действительно очень нужны. Мы к вам обращаемся как к эксперту. Взгляните…
Он аккуратно выложил на стол деревянные таблички и отдельно – странный серый камень. Тут наконец Косухин сообразил, зачем его привели сюда.
Соломатин долго разглядывал таблички, еще дольше – камень. Наконец, он взглянул на гостей, и взгляд этот был очень серьезен:
– Не смею спрашивать, откуда это, товарищи…
– Безбаховка, в Таврии. Из коллекции графа фон Вейсбаха, – сообщил Ростислав. Бывший учитель пожал плечами:
– Это ни о
– Дхарские? – не удержался Степа, которому стало внезапно очень любопытно.
– Это не дхарская письменность. Вернее, не та, что мне известна. Дхары пишут обычно звуковым письмом, тридцать две буквы в алфавите… Это иероглифы. Правда, похожие знаки есть, но утверждать не берусь… Может, это из Европы. Там тоже жили дхары – очень давно…
– Эти… дэрги? – не удержался Косухин, вспомнив рассказы Карно. Родион Геннадиевич кивнул:
– Дэрги или дары. Об этом писали еще в конце прошлого века. Правда, это лишь гипотеза. Во всяком случае, у уральских, так называемых «серых», дхаров есть предание, что они когда-то владели чуть ли не всем миром. Предание темное, старое. Вроде бы когда-то дхары были светом…
– Как? – не удержался и Арцеулов.
– «Эгха лхаме», – повторил Соломатин на непонятном собеседникам языке, – «Были словно свет». Потом они вмешались в дела людей и стали такими, как люди. А после утратили даже людской облик и стали лесными чудищами – не все, но большинство. Некоторые связывают это предание с легендой о Логрисе и лограх…
Косухин еще раз вспомнил разговоры Тэда и Карно. Выходит, никаких особых открытий студенты Сорбонны не совершили. Все эти сказки, а по-научному – мифы, хорошо известны.
– Я это… слыхал, что было четыре, как их, реликвии, – осмелился заметить он. – Меч, потом корона, ножны и кольцо…
– Это не дхарские предания, – усмехнулся бывший учитель. – Приятно видеть, товарищ Косухин, насколько серьезно вы увлекаетесь мифологией. Вынужден вас разочаровать. Связывать легенду о четырех реликвиях логров с дхарами излишне смело. У нас нет преданий о короне и ножнах. Правда, дхарские гэгхэны – вожди – имели какой-то Черный Меч, но такие легенды есть у всех народов.
– Позвольте, а кольцо? Мой перстень, помните? – Арцеулов вновь увидел странное свечение, лунный диск в морозном небе и смутный образ, мелькнувший внутри серебряного ободка.
– Волшебное кольцо – сквозной образ всей мировой мифологии, – пожал плечами Соломатин. – Возьмите хотя бы Нибелунгов. Оперу помните? А насчет вашего кольца… Говорят, у дхаров было что-то подобное – Перстень Вагров. Правда, я потом уточнил. Это, вероятно, все же не он: в кольце Вагров был большой светящийся камень…
В этих словах Косухину послышалось что-то знакомое. Ну да! Карно говорил, что такой камень был в перстне Артура!
– Кольцо любопытное, – заключил Родион Геннадиевич. – Как ученый, могу предложить отдать его в серьезную лабораторию. А вот как потомок жрецов-хармэ…
Он помолчал секунду-другую, а затем медленно произнес:
– Храните его, и не дай Всевышний, чтоб оно попало в злые руки. Ни я, ни вы не знаем и сотой доли возможностей этого перстня. Если же кто-то будет не только зол, но и проницателен – то да поможет всем нам Высокое Небо…