Несусветный багаж
Шрифт:
— Я раздумывал не над тем, устроит это вас или нет, а над тем, устроит ли это моего приятеля Уоттса, — заявил мистер Чандлер, все еще размышляя, — который держит эту гостиницу. Видите ли, он мой хороший приятель, и в прошлом году помог мне, когда у меня были неприятности. И я как раз думаю, не будет ли с моей стороны плохой услугой, если свалю ему на голову такого постояльца, который его до смерти может извести своими информациями. И не повредит ли это репутации гостиницы, — добавил он с обезоруживающей искренностью.
— Друг мой, — энергично запротестовал старик, — очень любезно с вашей стороны, что довезли меня досюда, но это не дает вам права так со мной
Мистер Чандлер слегка опешил и перепугался. Бурча под нос какие-то извинения, он вернул шиллинг, молча миновал несколько кривых закоулков и узеньких улиц, наконец остановился перед ярко освещенными окнами какого-то здания и громко позвал мистера Уоттса.
— Это ты, Джем? — раздался приветливый голос откуда-то из конюшни. — Заходи внутрь, погрейся.
— Нет, я тут только затем, чтобы высадить одного достойного джентльмена, который ищет ужина и ночлега. Но предупреждаю тебя, будь осторожен, он хуже проповедника общества трезвости.
Мистер Финсбюри с трудом выбрался из повозки, после долгой езды все его члены затекли, да и предыдущие передряги давали себя знать. Приветливый мистер Уоттс, несмотря на не слишком лестные рекомендации возницы, встретил старика с чрезвычайным радушием и пригласил в гостиную, где в камине вовсю пылал огонь. Вскоре в той же самой комнате был накрыт стол, и мистеру Джозефу подали жареную курицу, слегка уже початую, и большую кружку темного пива из бочки.
После ужина Финсбюри встал из-за стола, чувствуя себя хорошо подкрепившимся, и пересев в кресло поближе к камину, начал приглядываться к остальным гостям, уже предчувствуя в душе все ораторские удовольствия. Присутствующих было десятка полтора, все мужского пола и все (как с удовлетворением отметил для себя Джозеф) принадлежали к трудовому сословию. Склонность людей, занятых физическим трудом, к выслушиванию занимательных историй и дискуссиям на различные темы не раз уже была источником истинной радости для мистера Джозефа. Но для того, чтобы завладеть вниманием даже столь благорасположенной аудитории, следовало приложить определенные усилия. В этом отношении у Джозефа Финсбюри не было соперников. Он нацепил на нос очки, вытащил из кармана пачку бумаг и разложил их перед собой на столе. Пошелестел ими, поразглаживал, пробежал их взглядом, изобразил на лице полнейшее удовлетворение, а затем, нахмурив брови и постукивая карандашом об стол, стал изображать человека, погруженного в решение какой-то сложной задачи. Между тем украдкой он посматривал на собравшихся и убедился, что его маневры не остались без внимания: все взгляды были обращены в его сторону, рты приоткрыты, трубки в них застыли неподвижно. Гипноз действовал. В этот самый момент появление мистера Уоттса послужило необходимым предлогом для начала речи.
— Вижу я, — обратился он как бы к хозяину, но вместе с тем взглядом приглашая прислушаться и всю остальную аудиторию, — вижу я, что некоторые из присутствующих здесь джентльменов смотрят на меня с любопытством. И действительно, не каждый день можно встретить человека, который был бы занят, как я, литературными и научными делами в публичном месте. У меня тут с собой кое-какие расчеты, сделанные не далее как сегодня пред полуднем, относительно прожиточного минимума в нашем краю и в некоторых других странах — тема эта, излишне напоминать, представляет большой интерес для всех трудящихся граждан. Я произвел расчеты прожиточного минимума для групп населения, зарабатывающих восемьдесят, сто
И далее наш просветитель начал самозабвенно и безжалостно оглашать результаты своих расчетов. Временами он приводил до девяти вариантов для каждой категории доходов, помещая свою расчетную единицу по очереди в Лондон, Париж, Багдад, на Шпицберген, в Басру, на Гельголанд, в Сицилию, в Брайтон, Цинциннати и Нижний Новгород, дополняя числовые данные разнообразными сведениями о каждом из этих географических объектов. Стоит ли удивляться, что большинству присутствующих этот вечер запомнился как один из скучнейших в жизни.
Задолго до того, как расчетный герой мистера Финсбюри, зарабатывающий уже сто шестьдесят фунтов в год, добрался до Нижнего Новгорода, общество слушателей значительно поредело, и в зале осталось лишь несколько несгибаемых любителей рюмочки да вежливый мистер Уоттс. Правда, то и дело заходили с улицы все новые посетители, но и те, хлопнув свой стопарик, спешили сменить заведение.
Когда молодой человек с годовым доходом в двести фунтов начал обустраиваться на острове Сицилия, мистер Уоттс остался уже один на один с нашим экономистом, но, как только этот условный персонаж переселился в Брайтон, и он, последний из следящих за сим маршрутом, отказался от погони.
После многочисленных и разнообразных дневных трудов мистер Финсбюри спал крепко. Встал он поздно и после сытного завтрака попросил счет. Тут он сделал открытие, которое совершали многие и до него, а именно, что просить дать счет и рассчитываться по нему — вещи разные. Отдельные позиции в счете были вполне умеренными, да и общая сумма (что не всегда вытекает из предыдущего факта) оказалась небольшой, но после самой тщательной ревизии карманов, выяснилось, что уважаемый постоялец обладает наличным капиталом в размере одного шиллинга и нескольких пенсов. Пришлось снова пригласить мистера Уоттса.
— Вот чек на восемьсот фунтов, выставленный на лондонский банк, — с достоинством заявил мистер Финсбюри. — Боюсь, однако, что вам придется сделать выбор, то ли самому предъявить этот чек, то ли подождать день-два, пока я его реализую.
Мистер Уоттс оглядел чек с обеих сторон, потер его пальцами.
— День-два? — повторил он вслед за гостем. — Что, у вас нет с собой нисколько наличных?
— Только немного мелочи, — ответил Джозеф.
— В таком случае вы можете прислать мне расчет по почте. Я вам доверяю.
— По правде говоря, — ответил гость, — я имею намерение здесь задержаться. И мне потребуются наличные.
— Если десять шиллингов вас устроят, охотно могу одолжить, — с готовностью заверил его мистер Уоттс.
— Все же я бы предпочел остаться и реализовать чек.
— Э, нет, в моей гостинице вы не останетесь, — твердо заявил мистер Уоттс. — В «Трегонвелл Армз» вы переночевали в последний раз.
— А я вам говорю, что остаюсь! — настаивал мистер Финсбюри. — Это право дано мне законом, принятым парламентом. Попробуйте меня отсюда выставить, если вам хватит смелости.