Несусветный эскадрон
Шрифт:
– Спятила? – весело изумился Ингус. – Да я же ее насквозь прожгу!
Тем не менее, он закатился под лавку, как раз под абру, и это было кстати – приятное тепло охватило мои ноги.
– Пропадите вы пропадом! – выкрикивала я, тыча липкими кулаками в тесто. – Горите вы синим пламенем! Чтоб каждому из вас достался в наследство дом в сто этажей! И на каждом этаже – сто квартир! И в каждой квартире – сто комнат! И в каждой комнате – сто кроватей! И чтоб лихорадка кидала вас с кровати на кровать! С кровати – на кровать!
– Пока стена не станет
– Не по стене, а по спине, – отвечала я. – Знаю эту ловушку! Итак – чтоб вас приподняло да шлепнуло! Из-за вас я тут среди ночи потом обливаюсь – так чтоб вы в своих кабинетах каждый день от страха потом обливались!
– Какие у Ав кабинеты? – не сразу понял Ингус.
Потом я какое-то время месила тесто молча.
Мой эскадрон стоял за спиной, заглядывая в абру. Он боялся спугнуть вдохновение…
– Устала?.. – вдруг спросил снизу Ингус, и голосишко у путиса был растерянный.
– Да ну тебя в болото… Волосы в глаза лезут…
Я отвела прядь рукой – и, понятно, перемазалась в тесте. Это несколько взбодрило.
– Да чтоб вы все передохли! – с новыми силами продолжала я, принюхалась – и поняла, что закваска проснулась. – Ингус, чуешь, как здорово пахнет? Да чтоб вас разорвало! Нет хуже раба, чем раб, рассевшийся на троне господина! Погодите, найдется на вас управа!
– Меси, меси! – воскликнул Славка. – Что там еще нужно? Мы все сделаем!
– Кленовые листья! – вспомнил Гунар. – На них выкладывают ковригу перед тем как закинуть в печь! Надо поискать, они под снегом еще сохранились.
– Марш за листьями!
Гунар и Славка – оба выскочили за дверь.
– Меня надолго не хватит, – минут через десять сказала я.
– Должно хватить.
Но прошло еще с четверть часа – и я с трудом разогнулась.
– Может, хватит?
– Не хватит… – Ингус вздохнул. – Настоящий хлеб месить нужно ох как долго…
– Да пропади он пропадом… – я прямо зашипела от злости, но опять склонилась над квашней. – Нашлась, видите ли, сумасшедшая! Решила снять дурацкое заклятие с совершенно постороннего народа! Как будто мне за это спасибо скажут…
– А оно тебе нужно? – загадочно спросил Ингус.
– Мне нужно – сам знаешь что! Чтобы друзья были со мной! Чтобы я была с друзьями! Чтобы голодные дети в подземных переходах не болтались!
И я из последних сил месила крутое и неподатливое тесто.
Гунар предупредил – когда вынимаешь из теста руку, дырка должна сама немного стягиваться – тогда хлеб будет хороший. А я и вовсе уже не могла вытащить кулаков из этого цемента, из этого бетона!
Тяжким делом оказалось сотворение магии. Я отдала всю свою силу этому треклятому тесту… во мне больше не осталось ничего… кроме галлюцинаций!
Перед глазами поплыли знакомые лица, женские лица, молодые и не очень. Женщины, которых я не раз звала на помощь, которые и меня звали, подруженьки мои ненаглядные… Как бы я им сейчас обрадовалась!..
От увесистого
Вдруг дверь за спиной скрипнула. Я не смогла быстро разогнуться и обернулась, вся скрюченная.
Вошла Инара. И аккуратно притворила за собой дверь.
С Инарой мы работали когда-то за соседними столами. Тогда она растила двух сыновей и была полненькой, смешливой, при этом надежной как каменная стена.
Сейчас она заметно постарела. Прежде налитое тело стало просто тяжелым. Полосатая складчатая юбка, заправленная вовнутрь сорочка из твердого льна делали фигуру Инары громоздкой. Волосы, обычно завитые крутыми колечками, были убраны под тугой платок.
Инара молча отодвинула меня от квашни и сунула в тесто свои кулаки. Еще не понимая, откуда она тут взялась, я с трудом выпрямилась.
– Чтоб вы все околели! – принимаясь за тесто, начала ругаться Инара. – Попробуйте только взять моих мальчишек в вашу проклятую армию! Не пущу! Не для того я их растила, чтобы в армии всякая скотина над ними издевалась! Если вам нужны солдатики – ищите их у другой матери! Тоже генералы нашлись! Полковников в этой стране скоро будет больше, чем рядовых! Не позволю мальчишкам целый год болтаться без дела!
Тесто светилось все ярче.
Тут за стеной послышались шаги. Если Инара пришла в мягких постолах, то следующая гостья, очевидно, в тяжелых сапогах. Дверь отворилась. Я, к огромному своему удивлению, увидела Любку.
На Любке был длинный сарафан, сидящий примерно так же элегантно, как полосатая юбка Инары. Хотя он и должен был бы прятать наметившийся живот, крутые бедра, но только без всякой надобности обтянул крепкое Любкино тело. Рукава рубахи были уже закатаны.
– Чтоб вы своих внуков не увидели… – негромко начала Любка, и это в ее устах было самым страшным проклятием, потому что первый внук стал для нее смыслом жизни. – А если увидите – чтоб вы знали, что ничего хорошего вашим детям и внукам не светит! Как не светит нашим внукам и детям! Чтоб вам не по карману было ребенка в первый класс собрать, как не по карману это было моей соседке Светке! Чтоб ваши дети могли выучиться на врачей или юристов только на чужом языке, как наши дети! И чтоб они в восемнадцать лет становились безработными и садились к вам на шею, как наши дети!
Она бедром отодвинула Инару, и пошла работа в четыре руки! В четыре мускулистые руки, знающие, каково картошку копать, авоськи с базара таскать, ночью младенца укачивать. А в дверях уже стояла совершенно незнакомая мне женщина – молодая, бледная, в длинной грубой сорочке, которая не скрывала огромного живота.
– На что малышу приданое купить? – спросила она меня. – Наш папа в России, ему сюда приехать можно только на месяц, мы же не расписаны! Ты знаешь, сколько стоят эти чертовы памперсы? И я к нему уехать не могу! Я же – граж-дан-ка! Пустите…